Мухи с одной помойки
Шрифт:
Разбегаев кивнул.
– Он и правда самодур, все правильно про него сказали. Я б еще добавил – семь пятниц на неделе.
Живолгин снова закурил и, не гася пламя зажигалки, дал прикурить коллегам.
– Я вот одного не понимаю, он мне новый автобус специально зажал? – спросил он. – За то, что я правду матку режу?
Песуков достал из кармана брюк колоду карт.
– Как насчет в дурачка? По-быстрому.
Никто не отказался. Перекинулись девять раз. У Живолгина то и дело глаза наливались тяжестью, если карта к нему не шла, Песуков яростно покрывал, когда дело доходило до козырей, а Разбегаев дважды
– Ого, – закуривая, удивился Разбегаев, глядя на смартфон. – Четыре уже.
– Оооо, – протянул Песуков, – время осталось только чаю попить. Все, еще одну, и все.
Живолгин с надрывом откашлялся, отхаркнул макроту в закопченную консервную банку с окурками и достал сигарету.
– Почти полпачки скурил, – чиркая зажигалкой, сказал он. – Пора двигать к своей развалине. На первой передаче.
Как только настенные часы показали шестнадцать тридцать, Овалов окончательно решил, что не придет и Клумбина. Еще полчаса назад с чего-то вдруг появилось смутное чувство беспокойства, вызванное, вероятно, тем, что Гордеев никогда не опаздывал. Он всегда приходил заранее, чтобы быстрее решить все вопросы и затем поскорее уйти, а теперь не пришел совсем. Также как и Клумбина.
«Может оно и к лучшему, – сонно подумал директор. – Не буду им звонить».
Ожидание его разморило и расслабило настолько, что, кроме как еще выпить, ничего не хотелось. Остановиться в середине дня на первой стопке так и не удалось – стресс сразу не сдался. Утренняя нервозность дрогнула только после второй, а отступила лишь вслед за третьей. Естественно, стало не до работы, хотя поначалу для кое-каких незначительных дел внимание все-таки сконцентрировалось. За четвертой и пятой стопкой директор чередовал тетрис с просмотром новостей, шестую же решил отложить на потом. С минуты на минуту уйдет секретарша, и, учитывая весь это тревожный день, джин можно будет допить – осталось-то меньше полбутылки.
«А то накручиваю себя, накручиваю, – меланхолично подумал директор, нежно глядя на нижний ящик. – Если что, на ночь завалюсь в процедурной».
Глава 2. Вторник
Все утро директор изнывал от похмелья. Как и предполагал, очнулся он на жесткой кушетке в процедурной, не раздетым, накрывшись пиджаком. Голова болела так, что первые минуты после пробуждения иногда темнело в глазах. Тошнило от спертого воздуха, густо перемешанного с перегаром и резким медицинским запахом. К счастью, в шкафчике нашелся парацетамол. Овалов сунул его в карман, перед зеркалом заправился, отряхнулся и помятым, гордо вышел из процедурной.
В кабинете оказалось ужасно холодно. Директор вспомнил, что вчера перед уходом он ненадолго распахнул окно, чтобы проветрить от сигаретного дыма и самому подышать свежим воздухом, но почему-то забыл закрыть. Кабинет сковал такой же лютый двадцатипятиградусный мороз, как и на улице, только без ветра; хорошо еще батареи чудом не полопались. Вдобавок, на столе остался жуткий свинарник: судя по количеству пустых бутылок, стопок, одноразовых тарелок, объедков и окурков в пепельнице, вечером приходили гости. Отсюда хотелось бежать, но куда? В процедурной тошнит, в коридоре на посту уже проснулся
По-прежнему мерцали и гудели лампы, мешая настроиться на рабочий лад. Сегодня предстояло составить несколько распоряжений и приказов, с легкостью отложенных вчера, а как можно работать в таких условиях! Поэтому, для разминки директор написал письмо Царицыной.
«Виолетта Ивановна, замените уже, наконец, эти лампы в моем кабинете!».
На удивление, ответ пришел быстро.
«Доброе утро, Геннадий Венедиктович. Произвести замену ламп не представляется возможным в связи с сокращением в прошлом месяце ставки рабочего по обслуживанию знания».
«О, как наловчилась! – подумал директор. – То есть сам дурак. Ну, ладно. Вот спрашивается: зачем мне замы?».
Он вздохнул. Да, сократил, значит так надо было! Царицына тогда сразу служебку оформила под входящий номер, высказывая свое «фи».
«А то, что у нее после зарплата выросла, она, конечно, не заметила, – занегодовал Овалов. – Сучка!».
Он открыл нижний ящик стола, но там было пусто. Пришлось до обеда довольствоваться чаем.
Первые приказы дались с трудом. К плохому самочувствию добавилась полнейшая непонятность сути директив сверху, от чего появилась еще и раздражительность. Все было невнятно, размазано, противоречиво и неотвратимо. В итоге, не придумав ничего лучше, директор нашел выход из положения и напечатал следующее:
«Приказ о признании новых трудовых норм по повышению производительности труда.
Во исполнение приказа Министерства № 222-эюя
Приказываю:
1)
Признать утратившим силу локальный Приказ № 1;
2)
Со второй декады декабря установить в организации новые трудовые нормы, согласно приказу Министерства № 222-эюя;
3)
Контроль за исполнением приказа оставляю за собой».
Другой приказ родился через час после мучительного изучения методических рекомендаций.
«Приказ о соблюдении трудовых норм.
На основании методических рекомендаций Министерства № ЪЫ 7.6//222.1.2.3.4.5.60195-222-ZLJq-+#$))-222н
Приказываю:
1)
Всем работникам строго соблюдать предписанные трудовые нормы;
2)
В своей работе руководствоваться методическими рекомендациями Министерства № ЪЫ 7.6//222.1.2.3.4.5.60195-222-ZLJ
q
))-+#$-222н;
3)
Контроль за исполнением приказа оставляю за собой».
«Вот так, – подумал директор. – Сами пусть разбираются, не маленькие».
Остальные локальные акты были составлены по той же упрощенной схеме. Так пролетела значительная часть утра, но Гордеев с Клумбиной все еще не появились. По сотовой связи они поначалу оказались недоступны, а после третьей попытки дозвониться, робот сообщил, что такие телефонные номера не существуют. На электронную почту никаких писем от пропавших тоже не пришло, зато заявилась из отделения недовольная Покобатько и, раскрасневшись, с порога подпортила настроение.