Мулен Руж
Шрифт:
Как и обещал доктор, вскоре Анри действительно начал расти, однако крайне непропорционально. Он стал заметно шире в плечах, в то время как ноги его остались такими же, как прежде, – это были хлипкие ноги ребенка, к тому же изуродованные фиолетовыми синяками и рубцами.
Детство исчезло с его лица, подобно маске, снятой невидимой рукой. Голос его больше не был по-мальчишески звонок. Некогда аккуратный носик превратился в бесформенную выпуклость, зажатую между огромными впадинами ноздрей. Зрение заметно ухудшилось, и доктор велел Анри носить очки. Так что теперь пенсне на шелковом шнурке стало неотъемлемой частью его жизни: это была
Мать со страхом наблюдала за этой метаморфозой – за тем, как ее сын превращается в мужчину, при этом оставаясь наполовину ребенком. На все ее отчаянные мольбы доктора лишь разводили руками, отвечая, что длительная болезнь вызвала сбой в работе каких-то желез, результатом которого и стало подобное неконтролируемое, одностороннее развитие. В конце концов эскулапы объявили, что наука здесь бессильна.
И тут впервые за все время самообладание ей изменило. Графиню охватила паника. Внутренне она была готова безраздельно посвятить жизнь уходу за прикованным к постели инвалидом. Но даже в кошмарном сне ей не могло привидеться, что сын превратится вот в такого нелепого близорукого уродца.
Ночью, когда Анри засыпал, она склонялась над ним и, закусив губу, с трудом сдерживая слезы, подолгу всматривалась в незнакомое, поросшее черным пушком лицо молодого мужчины, отчаянно пытаясь отыскать в нем хоть какие-то черты милого и славного ребенка, каким он был когда-то. Неужели это ее сын, ее Рири, который резвился с ней на лужайке перед замком, который бросался к ней в объятия, возвращаясь домой после школы? За какие такие грехи им было уготовано такое испытание?
Она написала графу, и тот незамедлительно приехал. Когда отец переступил порог комнаты Анри, его лицо мертвенно побледнело. На какое-то мгновение он застыл в дверях, лишившись дара речи.
– Папа! – закричал с кровати Анри. – Я скоро буду ходить! Доктор говорит, что я встану на ноги! Гляди! У меня сняли гипс!
Он отбросил в сторону одеяло.
Но граф не слышал его. Что это за шутки? Кто впустил сюда этого бородатого мерзкого карлика в дурацком пенсне? Нет, не может быть! Это не его сын! Не может быть, чтобы это был его сын, его единственный сын, наследник древнего рода!
– У меня больше ничего не болит, и доктор говорит…
Все еще не понимая, что происходит, граф машинально сделал несколько шагов в сторону кровати и остановился в замешательстве, по-прежнему глядя во все глаза на Анри.
– Мой бедный, бедный мальчик! – выдохнул он в конце концов.
А затем порывисто развернулся и поспешно вышел из комнаты.
Несколькими секундами позже громко хлопнула входная дверь.
– А почему папа убежал? – спросил Анри у вбежавшей в комнату матери.
– Ну ты же знаешь… папе некогда, у него мало времени. – Она сосредоточенно принялась взбивать подушку. – Он скоро вернется.
Подспудно Анри чувствовал, что мать говорит неправду, и когда несколько дней спустя она упомянула в разговоре, что графу пришлось срочно вернуться в Париж, то он просто вздохнул:
– Ну, ведь у папы столько дел, да?
Однажды утром он собрался
– Как ты думаешь, мои ноги еще вырастут?
– Твои… твои ноги? Ну да, конечно… нужно только немного подождать. Ведь они так долго были в гипсе, что мышцам еще надо окрепнуть. На это уйдет еще какое-то время. Ну, может, год или два…
Ее волнение передалось сыну, и впредь он подобных вопросов не задавал.
Вскоре ему разрешили вставать и выходить на лоджию. Вдали сверкал на солнце скрытый за листьями пальм залив Анж. Все как и шесть лет назад. Снова он слышал щебетание птиц и треск цикад. В саду под окнами царило необыкновенное оживление, ибо в отеле остановилась сама королева Виктория. Несколько раз он даже видел, как августейшая особа в траурных одеждах садилась в карету, отправляясь на ежедневную прогулку.
– Доктор говорит, что недели через две-три ты достаточно окрепнешь, чтобы выходить на прогулку, – как-то раз объявила мать. – Так что самое время обновить гардероб.
К Анри пригласили портного, заранее проинформированного об особенностях юного клиента. Так что когда мастер вошел в комнату, то ровным счетом ничем не выдал своего удивления, а тут же принялся ловко снимать мерки с Анри, будто ему каждый день приходилось шить костюмы для бородатых молодых людей с широкими, мускулистыми плечами и по-детски хилыми ногами.
Вскоре Анри вместе с матерью отправились на прогулку среди холмов Ниццы. Они проехались по Гранд-Корниш, а потом побродили по залитым солнцем аллеям Ферра.
Анри ощущал себя заново рожденным. Он с волнением смотрел сквозь стекла пенсне на окружающий его мир.
– Гляди! Мама, гляди! – то и дело восклицал он.
Иногда ему казалось, что он вот-вот задохнется от счастья.
На глаза то и дело наворачивались слезы радости. Он хватал ее руку и прижимал к щеке.
Однажды они добрались до самого Мантана, откуда сквозь легкую дымку, окутывавшую берег Итальянской Ривьеры, виднелся купол собора Сан-Ремо.
– Давай как-нибудь съездим туда. Только ты и я, – предложил Анри. – Давай поедем в Италию?
На обратном пути они молчали, крепко держась за руки. Над землей спускались сумерки, и на фоне опалового моря черные силуэты кипарисов казались неподвижно застывшими в молитве долговязыми фигурами.
Теперь мать и сын все чаще заводили разговор о возвращении домой. Оба сходились во мнении, что возвращаться в замок не стоит. Слишком уж много безрадостных воспоминаний ждало их там.
Однажды утром мать вошла к нему в комнату и присела на краешек кровати. С минуту она пристально разглядывала сына, безвольно опустив руки на колени. Он подумал, что даже во время тех страшных приступов он не видел графиню столь бледной и расстроенной. Ее блестящие золотисто-каштановые волосы, казалось, потускнели, под глазами залегли темные круги, а уголки губ уныло опустились.
– Рири… – произнесла она наконец. – Доктора говорят, что ты совершенно поправился. Они сделали все, что могли. И если хочешь, мы можем возвратиться в Париж…
У матери перехватило дыхание. Подобно надломленному цветку, она повалилась на кровать и уткнулась лицом в одеяло, так что ему была видна лишь ее белая шея и плечи, сотрясаемые приглушенными рыданиями.
Книга первая
Ненасытное сердце
Глава 4