Муля, не нервируй… Книга 3
Шрифт:
Потом оказалось, что Фаина Георгиевна, оскорблённая таким отношением, узнала, в каком платье будет выступать Марецкая, отправилась к той портнихе, которая обшивала артистов, и выкупила у неё остатки тканей. Затем она выкупила и все билеты на первые пять рядов. И с этой тканью, и с билетами она отправилась в детский дом и презентовала воспитанникам с условием, что одежда на детях должна быть вот из этой ткани. Мол, такая задумка режиссёра. Новаторство.
Заведующий был счастлив — такая экономия для госучреждения, плюс дети
Дело было сделано. И весь остальной зал, вместо того, чтобы трепетать в самых драматических моментах от монолога главной героини и рыдать в нужных местах, вместо этого только посмеивался.
Спектакль был практически сорван.
А тут ещё Злая Фуфа после антракта чуть опоздала на своё место. Вернулась почти перед третьим звонком. Зрители увидели её и бросились просить автографы. И она стояла в проходе и очень неторопливо, медленно, подписывала всем желающим автографы, ещё и спрашивала имя и фамилию, уточняла. Толпа бурлила вкруг неё, ожидая своей очереди. А она не спешила.
Артистам же пришлось дожидаться почти полчаса, пока вакханалия будет закончена и можно будет начать второй акт.
Завадский считал, что спектакль сорван. Он был в ярости.
После премьеры за кулисами он высказал Раневской всё. А та, соответственно, не осталась в стороне и сказала, что, если бы он брал на главные роли не кого попало, а нормальных артисток, то никто бы спектакль никогда бы не сорвал.
Марецкой доброхоты сразу же передали. А та прибежала к ней в коммуналку разбираться. Слово за слово и завязалась потасовка, на которую я и попал.
— Дамы, — торжественно сказал я после этого рассказа, — уважаемые Фаина Георгиевна и Вера Петровна! За это надо выпить!
Не дав им опомниться, я жестом фокусника достал из серванта бутылку портвейна и разлил всем в хрустальные бокалы:
— Предлагаю тост. За прекрасных дам!
Раневская и Марецкая немножко поломались, но потом-таки выпили. Сказывался стресс, который перенесли обе. Нужно было расслабиться.
Я торопливо налил ещё:
— Между первой и второй перерывчик не большой! — авторитетно заявил я. — А после третьего тоста я вам кое-что расскажу.
Разлил по третьей. Опять выпили.
— Рассказывай, Муля, — хихикнула Марецкая.
И тут в дверь позвонили.
— Дамы, я на секунду, открою только. А то в квартире никого больше нету. Я сейчас вернусь.
И я торопливо выскочил в коридор, мечтая, чтобы они не убили друг друга.
Открыл дверь. Это был почтальон, который принёс Лиле телеграмму. Я быстро расписался, забрал телеграмму, и заторопился обратно.
Увиденное в комнате изумило меня.
Там, обнявшись, словно закадычные подруги, сидели Раневская и Марецкая и пели печальный романс.
Глава 10
И тут в дверь опять позвонили. Усилием воли
На пороге стояла и едко улыбалась… Клавдия Петровна Пожидаева. Ну, та вредная тётка, из Мосгорисполкома, которая приходила в прошлый раз.
При виде меня её широкое, как лопата, лицо расплылось в сардонической ухмылке:
— Бубнов! Опять вы! И почему я совсем не удивлена?
— Почему? — спросил я, и тётка зависла. Объяснить она не смогла, а я стоял и ждал.
Но Пожидаева быстро пришла в себя и раздражённо фыркнула:
— Ключи от пятой комнаты у кого?
Я пожал плечами. Если честно я постоянно путался, кто в какой комнате живёт. Так что точно не знал, может, даже я сам там живу.
— Мне нужны ключи. Я уже новых жильцов привела.
Я не успел даже ответить, как по лестнице, отдуваясь, поднялась хмурая тётка с двумя внушительными баулами, за которой смиренно следовал какой-то затюканный мужичок, сутулый и в перемотанных пластырем очечках, тоже гружённый чемоданами. Вокруг них юрко сновали туда-сюда несколько мелких детей (так как они мельтешили очень быстро, сосчитать я не смог). Она громко смеялись и постоянно перекрикивались.
— А вот и новые соседи! — со счастливой улыбкой сообщила мне Пожидаева. — Семья Зайцевых.
— Ключа у вас нет, — спокойно констатировал я, — а документы есть? Покажите!
— Да у вас у всех лишняя площадь! — набросилась на меня Пожидаева, — нужно создавать комиссию и перемерять здесь всё. И выселять вас на соответствующую площадь! Вот у вас, Бубнов, десять квадратов, а положено шесть и восемь! Мы вас выселим, а в этой комнате будет жить мать-одиночка с ребёнком.
— А сами вы где живёте? — спросил я, — на какой площади? Она соответствует?
— Это не ваше дело! — возмутилась Пожидаева, — я в Мосгорисполкоме, между прочим, работаю, мне положено.
— А я в Комитете искусств СССР, — моя улыбка больше напоминала хищный оскал.
Пожидаева смутилась.
— Давайте сюда ключи, — хмуро вмешалась в нашу перепалку Зайцева. — Васе ещё вещи таскать.
При этих словах мужик гордо выпятил кадык и кивнул.
Ответить я не успел. Так как тут из комнаты, чуть пошатываясь (правда совсем незаметно) вышла Марецкая со словами:
— Муля, а где тут…
При виде такого скопления народа она осеклась, но быстро справилась с собой и спросила совсем другое:
— Что здесь происходит? — голос её при этом был высокомерно-стервозным.
Сказать, что у присутствующих был шок — так это ничего не сказать. У Пожидаевой и четы Зайцевых банально отвисли челюсти. И они уставились на Марецкую квадратными глазами. Даже дети притихли.
Грянула ошеломительная пауза.
— Да вот товарищи Зайцевы хотят заселяться, — сказал я, — правда документов у них нет. Но зато есть желание.