Муля, не нервируй… Книга 3

Фонд А.

У меня аж глаза на лоб полезли.

— Ты кто такой? — спросил я мужика недобрый голосом.

— Желтков, Степан Иванович, — представился он и сразу спросил, — а ты кто такой.

— А я хозяин этой комнаты, куда ты свои сумки вносить решил, — с намёком сказал я.

Но мужик не внял:

— А! Вот и хорошо! — обрадованно сказал он, — значит, соседями будем. Слушай, а у тебя стамеска есть?

И тут в комнату, тужась от тяжести, начал спиной вперёд заходить какой-то мужик. Он тащил огромнейший баул. Ко мне в комнату.

— Эй,

мужик, — крикнул я, — не надо мне это тащить.

— Слушай, чего ты крысишься? — возмутился Желтков, — тебе жалко, что ли?

И меня это…:

— Так! — рыкнул я, — быстро все вымелись из моей комнаты! Я кому сказал!

На меня уставились ошарашенно.

Пожидаева первая пришла в себя, и бочком, бочком, осторожно вышла в коридор. Неизвестный мне Вася, чью спину и пятую точку мне довелось лицезреть, вернулся на исходную позицию.

А вот Желтков не внял.

— А что это за праздник у вас, товарищи?! — хохотнул он и схватил с тарелки нарезанный рыбный балык (Дуся сразу всё порезала, справедливо рассудив, что там, на природе, я почиркаю кое-как. И сейчас они с Мишей раскладывали балык и другие деликатесы по тарелкам). — Мммм, вкусно. Хотя перца маловато.

Жуя, он деловито спросил:

— Где брал?

Я уже собирался ему врезать, но Надежда Петровна, очевидно, своей материнской интуицией поняла, что сейчас будет драка, которая в результате не сулит никому ничего хорошего. Поэтому она торопливо сказала:

— Товарищ Желтков, давайте обсудим это в другой раз. Мы сейчас заняты немного.

И чтобы скрасить резкие слова, улыбнулась.

Но Желтков был или слишком наглым, или слишком тупым. Потому что он смерил Надежду Петровну оценивающим взглядом сверху донизу, и плюхнулся на стул:

— Да я никуда не спешу. Могу подождать. Доделывайте свою работу и познакомимся, — и он ещё и подмигнул ей.

Надежда Петровна вспыхнула и растерянно посмотрела на меня.

Этого уж я стерпеть не смог, схватил Желткова за шиворот и потащил на выход.

— Эй! Ты что делаешь?! — возмущённо завопил Желтков, так, что даже Дуся с Мишей оторвались от увлекательного перебирания плошек и кастрюлек, и уставились на нас.

— Муля! Что ты делаешь?! — всплеснула руками Дуся.

— В комнате убираюсь, разве не видно, — проворчал я: Желтков был хоть и худым, но довольно тяжелым, так что, пока дотащил его до порога и вытолкнул в коридор, изрядно запыхался.

— Я буду жаловаться! — заверещал из коридора Желтков. Ему что-то вторила разгневанная Пожидаева.

— Мда, с соседями опять «повезло», — вздохнул я, поправил сбившуюся рубашку и развернулся к Надежде Петровне.

Видимо мой вид не предвещал ей ничего хорошего, потому что она торопливо сказала:

— Ладно, Муленька, я вижу, что ты занят. Вернёшься — мы обо всём обязательно поговорим.

Она невнимательно клюнула воздух у моей щеки и торопливо ретировалась.

Уже легче. Мы остались в комнате втроём.

Основная масса продуктов уже была упакована.

— Я

поставила мясо и котлеты пока в холодильник, — волновалась Дуся, — Муля, не забудь утром переставить всё в сумки! Только не перепутай ничего!

Она всё охала и ахала. Так, что Пуговкин сказал:

— Да не беспокойтесь вы так, Евдокия Ивановна, я утром пораньше приду к Муле, и мы всё сложим правильно.

— А коробку не забудете?

— Коробку — в первую очередь! — клятвенно пообещал Пуговкин и для дополнительной аргументации даже ладони к сердцу прижал и умильно замотал головой.

Я восхитился — вот ведь артист!

Дуся поверила. Домовитый Миша ей явно пришёлся по вкусу.

— Ну тогда я побежала, — воскликнула она, — в холодильнике, в зелёной кастрюльке тушенная капуста. Поужинай, Муля. И Мишу покорми! А мне бежать пора.

И она тоже торопливо ретировалась. Я, помню, тогда ещё удивился, почему она так. И ночевать она у меня реже стала. Постоянно пропадает у Модеста Фёдоровича (или говорит так). Но так как нужно было ещё много чего сделать, я тогда не придал этому особого значения.

— Слышал? — сказал я Пуговкину, — капусту сейчас будем есть. Садись к столу. Я только примус раскочегарю и подогрею.

— Да зачем же примус? — всплеснул руками Пуговкин, — давай сюда кастрюлю. Я на кухню схожу и на плите погрею. Так гораздо быстрее будет.

Он забрал кастрюлю и пошел на кухню.

А я сел к столу и задумался. У себя в блокноте я отметил основные важные детали этого пикника. Во-первых, нужно подыскать удобный момент, когда Большаков будет в благодушном настроении, и поговорить с ним о Козляткине ещё раз. Алгоритм поведения я Козляткину разъяснил. Очень надеюсь, что он выполнит всё, как я сказал — Большаков должен убедиться, что Козляткин не тупой и то всё были грязные наветы.

Во-вторых, нужно помочь Пуговкину. А для этого он сыграет нужную роль. Я еле-еле уговорил Козляткина, что Пуговкина нужно обязательно взять. Он сначала никак не хотел, ведь министр сказал, что нас будет только четверо. Но я нашёл правильный аргумент: Миша артист от Бога, поэтому на пикнике он и сыграть сможет, и спеть. С Михаилом я договорился, что тот возьмёт и гитару, и баян. Баян, чтобы мы все могли петь хором, а гитару — для душевных песен.

— Ну вот и разогрел, — довольный Пуговкин вернулся с горячей кастрюлей, ухватив её по-простому — вытянутыми рукавами, так как горячо же было, а прихваток я Мише не дал.

— Ставь сюда, — торопливо расчислил стол я. — Я буду насыпать, скажешь, когда хватит.

Я поставил перед ним и перед собой тарелки с ароматной тушенной капустой с мясом, положил хлеб и приступил к еде. Миша, недолго думая, последовал моему примеру. Некоторое время мы ели молча, ловко орудуя ложками. И вот, когда уже ложки заскребли по дну тарелок, Пуговкин вдруг сказал:

— А я же не говорил тебе, Муля, что с Фаиной Георгиевной я уже был знаком.

— Как так? — удивился я, — она же тебя не знает.