Муля, не нервируй… Книга 3
Шрифт:
— Мы снимались вместе. В фильме, — пояснил Пуговкин, доел капусту и облизал ложку.
Увидев мой взгляд, смутился:
— Привычка деревенская осталась. Знаю, что дурацкая и что некультурно так, но ничего не могу с этим поделать.
Я рассеянно отмахнулся — меня волновало сейчас другое:
— А как она тебя могла не узнать?
— Да я, во-первых, там в гриме был, а во-вторых, я заболел сильно — нога после ранения опять воспалилась, так что я отлучался в больницу. А мня потом доснимали и плёнку накладывали.
Я сказал:
— Миша,
Но договорить я не успел, в коридоре послышались голоса, рядом со мной в дверь что-то грохнуло. Потом второй раз грохнуло и послышался треск.
— Двери ломают, — сверкая любопытными глазами, произнёс Пуговкин, подскочил с места и помчался в коридор.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
В коридоре открылась странная картина — дверь в комнату, где ранее проживали Ложкина и Печкин была выломана, двое дремучих смурых мужиков вносили туда какие-то коробки, свёртки и сумки. Рядом стояла толстая тётка. При виде нас с Мишей она радушно улыбнулась:
— Здравствуйте, товарищи, — сказала она, — а я ваша новая соседка. Давайте знакомиться — Семёнова Любовь Ефимовна. Я буду тут жить. Надеюсь, мы подружимся.
— Вы жена Желткова? — удивился я, ведь Семёнова была намного старше Желткова. Может быть тёща или мать?
И тут входная дверь хлопнула и в коридоре возник упомянутый Желтков и Пожидаева:
— Это что здесь происходит? — звенящим от возмущения голосом воскликнул Желтков, — кто вы такие и по какому праву взломали дверь в мою комнату?
**Пожалуйста, не забывайте ставить лайки, если нравится. Для меня важно понимать — заходит читателям произведение или пора уже финалить этот цикл.
Глава 19
Зеркальная гладь огромного озера искрилась на солнце и нещадно слепила. Отчего мы с Мишей постоянно щурились, словно пенсионеры у окошка «Сберкассы».
— Какой воздух! — вдохнул Большаков и широко улыбнулся. — Как сахарный.
Мы прибыли сюда на двух автомобилях, которые ушлый Козляткин где-то выцыганил «для казённой надобности».
За нашими спинами шеренгами смыкались ели, причём не какие-то там городские, чахлые и тщедушные, а самые что ни на есть настоящие лесные красавицы, с жирными лапами и густо пахнущей живицей хвоей. Впереди и по бокам смыкались вязы, ещё голые, в начале апреля, но уже готовые вот-вот зазеленеть, так что сквозь кору, казалось, было видно напор их жизненных соков. Для полного счастья не хватало лишь полевых ромашек и мотыльков, но два ящика водки на природе, в хорошей компании, обещали все недостатки компенсировать.
Птицы наперебой щебетали так, что хотелось плакать, а душа аж дрожала от восторга. Созидательная мощь природы огромна, она заряжает сильнее, чем все рассказы Пришвина вместе взятые.
Прямо перед нами, на берегу озера, утопал в солнечных лучах охотничий домик. С виду он был похож на сказочный пряничный теремок, но внутри
— Красота-а-а! — блаженно прищурился Фёдор Фёдорович, тот таинственный гость, которого Большаков взял с собой. Он был похож на удивлённого барсука, если конечно бывают барсуки с таким вот блаженным прищуром.
— Здесь и не такая красота есть! Дикие места, заповедные… — суетливо сообщил Козляткин и тотчас же гостеприимно пригласил всех внутрь, — давайте пройдём, товарищи, расположимся, оставим личные вещи, да и будем отдыхать. Муля, а ты займись пока… сам знаешь.
Я кивнул.
Ещё позавчера мы договорились, что Козляткин будет отыгрывать роль радушного и хлебосольного хозяина и организатора все этой суеты, а я как бы так, на подхвате. Козляткину нужно было произвести на Большакова правильное впечатление перед финальным разговором о назначении его на должность зама.
Гости, а именно: Большаков Иван Григорьевич, Козляткин Сидор Петрович и похожий на барсука Фёдор Фёдорович (фамилию я не знал, нам его только по имени-отчеству только представили) прошли в дом.
А мы с Мишей Пуговкиным и Володей отправились заносить продукты в летнюю кухню, где уже вовсю хлопотал Матвей, смотритель за всем этим хозяйством.
— Надо сперва рыбу вытащить, — деловито начал командовать Пуговкин. Был он среди нас самый домовитый и, казалось, получал от всего этого удовольствие, поэтому главенство негласно было отдано ему. — А эти свёртки разверни, Муля, там балыки уже порезанные и буженина. Мы сразу на стол всё выставим…
Матвей с Володей вышли из помещения — нужно было принести холодной воды, чтобы по заветам Дуси поставить часть продуктов в холодное. Мы с Пуговкиным остались одни.
— Миша, — сказал я, распаковывая котлеты, — я тут подумал… Ты вообще где живёшь?
— В коммуналке, — вздохнул тот и переложил тушенное мясо на блюдо, где уже лежала домашняя колбаса, — комнатку мне дали. Маленькая, конечно, зато своя.
— А семья у тебя есть? — спросил я и поставил очередную тарелку на стол.
— Ага, супруга и дочурка, — разулыбался Пуговкин, — хорошая у меня Надька, душевная такая женщина. Мы, когда расписались с нею, денег тогда совсем не было, так вернулись домой и отметили это дело кастрюлькой фасолевого супа. Теперь называем этот суп «Свадебным».
Он умолк, задумался, улыбаясь своей тихой «фирменной» улыбкой.
— А сама комната хорошая? — продолжил допрос я.
— Да какое там! — со вздохом махнул рукой Пуговкин, — такая маленькая, что кроме кровати, шкафа и стола больше и не помещается ничего. Я под потолком три перекладины вбил, мы туда вещи вешаем, а то складывать некуда. Пришлось даже Ленку в Смоленск к деду с бабкой отправить, не помещаемся мы там все.
— Слушай, Михаил, но это же неправильно, что ребёнок с родителями не живёт, — закинул удочку я.