Муля, не нервируй… Книга 3

Фонд А.

Она на мгновение задумалась. Повисла пауза. Я наблюдал за её лицом. Вот она сначала нахмурилась, потом её губы задрожали и по щекам побежали слёзы.

— Держи, — я протянул ей чистый носовой платок.

— Да… — утирая слёзы, сказала она, — я не хочу быть бухгалтером! И никогда не хотела! Я пошла в этот институт назло отцу! Он пытался заставить меня идти в строительный. А я не хотела! Вот и пошла на бухгалтера!

— Так. Это понятно. Мы определились, что бухгалтером быть ты не хочешь, — подытожил я, — теперь давай подумаем,

а кем же ты хочешь быть?

— П-под-дожди, М-муля! — всхлипнула Валентина, а потом шумно высморкалась в платок, — что мне теперь делать?! Теперь придётся всю жизнь быть бухгалтером? Сидеть в вонючей бухгалтерии среди жирных тёток и считать бесконечные цифры? И это всю жизнь?! Не хочу-у-у-у!

Она зарыдала, плечи её вздрагивали.

Буфетчица осуждающе посмотрела на меня и укоризненно покачала головой. Какая-то робкая парочка за соседним столиком отсела от нас подальше.

— Ты ещё планируешь подраматизировать или мы продолжим работать? — спросил я будничным голосом, и Валентина утихла, словно кто-то звук резко выключил.

— Работать, — буркнула она и подняла на меня заплаканные глаза, — Муля, что мне теперь делать? Как дальше жить?

— Нормально жить, — пожал плечами я, — сколько тебе учиться осталось?

— Сейчас, скоро летнюю сессию сдам и потом ещё год, — торопливо ответила она.

— Ну, вот смотри, — сказал я, — раз ты уже столько времени потратила на эту специальность, осталось совсем ничего. То логично, что доучиться надо. Потому что жизнь — штука непредсказуемая, и ты сама не знаешь, какой навык завтра пригодится.

— Но…

— Понимаешь, Валентина, когда люди говорят «найти себя, найти дело жизни», это воспринимается почему-то так, словно кто-то украл и спрятал от нас это дело, и оно лежит там, ждёт, когда мы сообразим, где же его искать. Такого понятия, как «дело жизни», на самом деле не существует. Есть только наш личный выбор. Конечно, у каждого из нас есть свои таланты, наклонности, любимые дела, характер, принципы. Вспомни себя, когда ты зашла в захламлённую грязную комнату и смотришь на неё. Тебе нужно сделать там уборку. Вроде всё ясно, а ты медлишь, не знаешь, за что сперва хвататься. С одной стороны, вроде как есть свобода выбора, а с другой сложно принять решение, с чего начать. Потому что принятие решений — это самое сложное для нас.

Я отпил лимонаду и продолжил. Валентина слушала, затаив дыхание.

— Ещё до Великой Октябрьской социалистической революции у людей, а особенно у женщин, не было никакого выбора. Девочка рождалась, взрослела, выходила замуж, рожала детей, работала на огороде и по дому, затем старилась и умирала. И всё было предопределено заранее. Даже имя ей давали по церковным книгам согласно тому, какой святой праздновался в этот день. И ни на шаг в сторону. Сейчас у нас другая, новая жизнь. И перед нами тысячи путей и миллионы возможностей. И это хорошо, но это же и плохо. Потому что нужно сделать правильный

выбор. И только тогда ты будешь счастлива.

— А как его сделать, этот правильный выбор? — Валентина посмотрела на меня глазами, полными надежды.

— А вот это и нужно начинать искать, — сказал я и посмотрел на неё, — если ты доела, то пойдём.

— К Завадскому? Зачем?

— Начнём искать, — ответил я.

По дороге Валентина схватила меня за руку и воскликнула:

— Я не могу там доучиваться!

— Почему? — удивился я, — тебе своего труда разве не жалко? Всего год остался. Потом же жалеть будешь.

— Не буду! — убеждённо воскликнула она, — просто после окончания, меня направят куда-то на работу, и там мне три года отрабатывать бухгалтером придётся. А я не хочу! И вот что теперь делать?

— Тогда нужно выполнить три пункта. Первый — сдать-таки эту сессию. Второй — понять, кем ты хочешь быть. И третий — перевестись в другой институт. Пусть даже и на более низкий курс.

Валентина просияла:

— Муля, ты молодец!

— Теперь осталось понять, кем ты хочешь быть, — сказал я, когда мы подошли к зданию театра имени Моссовета. — Прошу в светлое будущее!

Мы прошли по гулким коридорам. Вахтёрша сперва не хотела нас пускать, но я показал своё удостоверение и она сдалась.

— Там идёт репетиция, — пискнула она.

— Ничего страшного, нам только акты подписать, — для аргументации я махнул портфелем, Валентина надулась и с важным видом кивнула, и вахтёрша окончательно сдалась.

Вот и ладненько.

Мы тихо, почти на цыпочках, прошли по гулким пустым коридорам и свернули в зал.

Шла репетиция. Ставили «Хитроумную влюблённую».

Я усмехнулся. Если не ошибаюсь, это одна из новелл по Декамерону. Режиссеры её обыграли и перенесли действие в Испанию времён Лопе.

Ну что ж, посмотреть это будет поучительно.

Мы уселись в партере и принялись смотреть. Так как расстояние до сцены было совсем небольшим, то было слышно, как тяжело прыгает подтанцовка, как пыхтит прима, и едкий запах трудового пота от танцоров и артистов доносится аж сюда.

Кроме того, доски пола сцены скрипели и когда тучный мужик, который изображал, по всей видимости, главного героя, проскакал по сцене галопом, доски чуть не вылетели из пазов.

Я демонстративно похлопал. Валентина несмело подхватила и вяло поаплодировала тоже.

Артисты начали на нас оглядываться.

Валентина смутилась и семафорила мне взглядом, а я смотрел на сцену и безмятежно улыбался.

Наконец, моя уловка сработала. Кто-то сбегал и донёс.

— Что здесь происходит? — Завадский гневно чеканя шаг, вошел в зал. Увидел меня, вспомнил о срочных делах и торопливо вышел обратно.

А я спросил у Валентины:

— Нравится тебе театральная жизнь? Хочешь быть актрисой, на пример?

Валентина скривилась и отрицательно помотала головой.