Муля, не нервируй… Книга 3
Шрифт:
— Тогда пошли отсюда.
И мы вышли из театра.
— Будем искать дальше. Продолжим поиски завтра.
Мы расстались на позитивной ноте, и я пошел домой.
К себе на квартиру я заходил в превосходнейшем настроении. Даже если женщины не придумали ничего, то я сам за ночь сейчас накидаю, варианты у меня есть.
— Ну что там у нас? — с улыбкой спросил я их, когда вошел в комнату Беллы.
— Да вот, что смогли, то написали, — со смущённой улыбкой сказала Рина и протянула мне стопку исписанной бумаги.
Фаина Георгиевна, Муза и Белла захихикали и переглянулись.
Я
Глава 26
Но прочитать я, увы, не успел. Прибежала Дуся с запиской от Мулиного отчима.
— Он аж с лица спал! — посетовала она, заламывая руки.
У меня душа в пятки ушла:
— Что-то с Машей? С ребёнком?
— Нет, славатебегосподи! — мелко перекрестилась Дуся. — Закрылся в кабинете и всё что-то пишет, пишет. Даже ужинать не стал. И с Машенькой не разговаривает. А когда она постучалась, он так рявкнул, что она даже потом плакала. А разве ж так можно?
Я развернул листочек. Там, чётким почерком Модеста Фёдоровича было написано:
«Муля. Завтра с утра очень прошу тебя прийти в наш Институт. Будет Учёный совет».
И всё. Больше ни слова.
— Он что-то просил тебя передать? — спросил я Дусю.
Но та, расстроенная, только крутила головой. Ничего путного от неё добиться было невозможно.
Я извинился перед дамами. Они, разочарованные, спорить не стали, видели, что не до того, и ушли. Хотя Рина Зелёная вроде как обиделась, остальные-то к моим закидонам привыкли уже. Но я клятвенно пообещал, что всё изучу, соберу их, и мы продолжим обсуждение.
Это ночь я почти не спал от переживаний. Кроме того, работал.
Учёный совет назначили на раннее утро. Я, как штык, был вовремя у дверей Института.
— Сюда, — тихо сказал Модест Фёдорович и провёл меня в правую часть помещения.
Я присмотрелся к Мулиному отчиму. Он был бледен, под глазами залегли тёмные тени. Но при этом он был собран и серьёзен, как никогда.
Я не стал спрашивать, зачем он вызвал меня. Видно же было, что ему нужна поддержка. Пусть и моральная.
— Ты как? — также тихо спросил его я.
— Да ничего, — попытался усмехнуться он. Видимо, мой взгляд был более, чем красноречив, потому что он пояснил, — я просто не спал этой ночью, Муля. Доклад готовил. Всё хорошо.
Ну, раз доклад, значит, не всё так печально. Зная Мулиного отчима, я уверен, что какой-то козырь в рукаве он припрятал.
Но при этом я заметил, как Модест Фёдорович бросил взгляд на дверь зала, и тревожная складочка прочертила его лоб.
Зал заседаний, где сейчас будет проходить Учёный совет, был расположен совсем в другом крыле, не там, где я в прошлый раз защищал Машеньку. В отличие от того зала, это было мрачное помещение гораздо больших размеров, насквозь пропитанное запахом пыльных книг и плесени. А ещё здесь было сыровато и потому холодно. Во всяком случае, я сразу продрог и всё никак не мог согреться. Сам же зал напоминал амфитеатр: ряды дубовых скамей, портрет Сталина в золочёной раме над
Заседание должно начаться через пятнадцать минут, но казалось, весь коллектив Института собрался здесь уже давно. Часть была одета обычно, часть — в белых халатах. Все галдели, шумели, правда, галдели и шумели интеллигентно, но всё равно в общем шуме понять что-либо было невозможно. Издалека я увидал Зинаиду Валерьяновну. Она была серьёзна, сердито поджимала губы и периодически хваталась за сердце, когда думала, что никто этого не видит.
Попов демонстративно занял центральное место в первом ряду. В отличие от прошлого раза, он был щегольски одет: в новом костюме, при галстуке, в белой рубашке. Он перешёптывался с Учёным секретарём, явно готовясь к чему-то.
Я оглянулся: Модест Фёдорович, сидевший рядом со мной, нервно перебирал папку с документами, что-то искал.
Внезапно шум утих. Словно звук резко выключили.
Я сначала даже не понял, но потом увидел, как в зал чинно вошел седовласый представительный мужчина. Он кивнул присутствующим и занял место в президиуме. Там уже сидела тощая женщина с крючковатым носом, в роговых очках а-ля Шапокляк и с цепким взглядом рентгенолога. Ученый секретарь, тщедушный мужичок, который разговаривал с Поповым, торопливо метнулся туда же и пристроился сбоку.
— Уважаемые коллеги, — председатель совета, осмотрел присутствующих (хотя правильнее будет сказать «придавил всех взглядом»), — сегодня на повестке заседания Учёного совета сразу три вопроса. Первый – доклад профессора Лозовицкого «Каталитический крекинг этилидендиизопропилбензола»*. Второй — информация о выходе коллективной монографии « Алкилирование бензола пропиленом в присутствии ряда фосфорных кислот, содержащих фтор и фтористый бор»*. Докладчик — доцент Андронов. И третьим вопросом — о награждении наших сотрудников…
В этом месте зал ахнул, и все взгляды скрестились на Попове.
А тот расцвёл улыбкой. Это был миг его триумфа.
И хотя никаких слов не было ещё сказано, но все вокруг всё поняли.
Я взглянул на Мулиного отчима. Он был белее снега и при этом не сводил пристального взгляда с дверей.
Председатель дал пару мгновений Попову насладиться триумфом и продолжил:
— Итак, приглашается Виталий Павлович. Регламент — сорок минут. И очень попрошу, Виталий Павлович, не затягивайте с докладом, а то времени на вопросы не останется.
Меня аж передёрнуло. Я как представил, что придётся сорок минут всю эту галиматью слушать. А потом ещё вопросы.
Я даже бросил укоризненный взгляд на Мулиного отчима, но тот то читал какую-то бумажку, то поглядывал на дверь, и ни на что другое внимания не обращал.
Тем временем профессор Лозовицкий вышел, прокашлялся и хорошо поставленным нудным голосом начал:
— Товарищи! Это исследование было предпринято нами в связи с работой по получению стиролов на основе диарилэтанов!