Муля, не нервируй…
Шрифт:
— Ну… д-даааа… — растерянно протянула Полина Харитоновна. Очевидно, что с такой точки зрения она этот вопрос не рассматривала.
— И что сейчас они живут хоть и в коммуналке, но зато имеют собственную комнату. Большую комнату, — я обвёл помещение широким взмахом руки. — Здесь есть отопление, есть водопровод, унитаз. Не нужно ходить зимой на речку и полоскать бельё в проруби. Как Ксюша полоскала.
Полина Харитоновна захлопала глазами и не сказала ничего.
— А в перспективе Григорий, как хороший фрезеровщик, получит
Полина Харитоновна икнула. Но сдаваться не собиралась. Натомись огрызнулась:
— Но сейчас-то они вон как живут! И этот с ними, считай! Стыдобище, не переодеться, не раздеться — через комнату туда-сюда чужой мужик ходит! А я ему сказала — будешь через окно ходить! А через свою комнату — не пущу! Нигде такого закона нету, чтобы через мою комнату посторонние ходили!
Она набычилась и зло взглянула на меня.
Но у меня и похлеще клиенты были. И я сказал:
— Возвращаемся к моему первоначальному вопросу.
Полина Харитоновна с подозрением взглянула на меня, но промолчала.
— Вопрос был в том: талантливая ли у вас Лиля? Как она училась?
— Да хорошо она училась, — медленно сказала Полина Харитоновна, — если бы корову пасти не надо было и школу не приходилось пропускать, то и медаль была бы.
— Во-о-о-от, — поднял указательный палец вверх я. — Значит, ваша Лиля — девочка умная. И талантливая, раз аж в театр её петь взяли.
Полина Харитоновна промолчала, но внимательно слушала, не перебивая. А я продолжил:
— Вот вы говорите, что для того, чтобы попасть в огородную бригаду, вы бригадирше двух гусей подарили, да?
— И банку мёда! Трёхлитровую! — с гордостью отчеканила Полина Харитоновна. — Хороший мёд. Липовый.
— Во-от! — опять акцентировал её внимание я. — То есть за неквалифицированную тяжелую работу в деревне вы и то просили за Лилю?
— Так дочка же, — вздохнула Полина Харитоновна, и её лицо впервые разгладилось.
— А в столичном театре за Лилю попросить некому, — сказал я, — поэтому она, такая талантливая, а поёт только куплеты. И будет петь куплеты и дальше. Как думаете, ей же обидно?
Полина Харитоновна молчала и слушала.
— А тут появляется сосед. Товарищ Жасминов. — неумолимо продолжал я, — Который тоже поёт в театре. Причём не какие-то там куплеты. Он там один из главных певцов. И он отметил, что у Лили красивый голос….
— Да, у её отца, царствие ему небесное, тоже красивый голос был, — мечтательно сказала Полина Харитоновна, — как запоёт вечером после работы. Так душа аж тает…
— Он сказал, что у Лили красивый голос, — не позволил свернуть разговор в другую сторону. — А это значит, что?
Я умолк и пристально посмотрел Полине Харитоновне в глаза.
— Что? — не поняла она, но взгляд не отвела.
— А это значит, он именно он, Жасминов — единственный человек, который может помочь Лиле продвинуться в театре выше, —
Она покраснела, а я продолжил, неумолимо рисуя всю неприглядность ситуации:
— Вы включаете ему громко телевизор. Человек приходит после такой сложной и тяжелой работы, а дома его, вместо отдыха, ждёт что? Громкий телевизор! Ваша ругань! Его даже в туалет выйти поссать и то не пускают! Как вы думаете, будет он помогать Лиле?
Полина Харитоновна покраснела ещё сильнее. Лицо у неё было такое, что она вот-вот заплачет.
— Во-о-от! — подытожил я.
Но Полина Харитоновна, хоть и поняла мои слова, так просто сдаваться не собиралась:
— Но ведь их уплотнили! — со слезой в голосе упрямо сказала она и губы её задрожали от обиды.
— К сожалению, сейчас такие нормы жилплощади на человека. После войны все так живут, — вздохнул я, — но вы же сами понимаете, Полина Харитоновна, что это не навсегда. Немного придётся ещё потерпеть. Ничего не поделаешь.
— Но чужой мужик ходит… — жалобно сказала она, но это уже была такая себе попытка.
— Так, а кто им не дает ещё одного ребёнка завести? — удивился я, — тогда и подселять никого не будут и квартиру потом побольше и побыстрее дадут. Тем более, что Григорий фрезеровщик на заводе.
Полина Харитоновна крепко задумалась, а я покинул комнату.
Ну вот, всё что смог — сделал. А дальше пусть уж сами делают выводы.
Поздно вечером я уже собирался идти спать, зашел перед сном почистить зубы и умыться. Выхожу из ванной, а меня в коридоре поджидает радостный Жасминов. Он с благодарностью посмотрел на меня и крепко, от души, пожал мне руку.
Молча, без единого слова.
На следующее утро первым делом, когда я лишь вошел в вестибюль нашего здания, увидел толпу народа. Все сгрудились у той стены, где были стенды с объявлениями и информацией, и что-то яростно обсуждали. При виде меня наступила тишина. Толпа вмиг схлынула и расступилась, словно Красное море перед Моисеем. Все взгляды устремились на меня.
Я неспешно прошел по притихшему проходу, подошел к стенду и посмотрел на стенгазету, которая появилась тут за ночь.
На двух огромных ватманах гигантскими буквами было написано:
«ПОЗОР БУБНОВУ!»
И чуть ниже более мелким шрифтом:
«БУБНОВ — КОНЬЮКТУРЩИК И ПРИСПОСОБЛЕНЕЦ, ПОДВОДИТ ТОВАРИЩЕЙ!».
Глава 11
Звенящая тишина мгновенно опутала липким неприятным коконом. И в этой отвратительной тишине, под многочисленными колючими от алчного любопытства взглядами, я медленно подошел к стенгазете и сорвал её. Затем аккуратно свернул в трубочку и громко всем сообщил: