Муля, не нервируй…
Шрифт:
Единственное, что огорчало Наденьку, это то, что её единственный сынуля, её кровиночка, рассорился с обоими отцами. И что он где-то там, в этой ужасной коммуналке пропадает, холодный и голодный. И вот Наденька всё пыталась примирить отпрыска с ними. Несколько раз устраивались семейные обеды, то дома, то на нейтральной территории, в ресторане, к примеру. Но каждый раз Муля ругался и всё заканчивалось нехорошо.
И вот сейчас Наденька опять пришла к сынуле в надежде, что тот одумается и помирится ну хоть с кем-то одним. А то смотреть, как
Я слушал всё это и мне всё больше и больше эта ситуация не нравилось. И не нравился Муля. Какой-то, получается, мажор, который трепал нервы матери, отчиму и отцу, при этом от их материальных благ и всевозможных плюшек не отказывался.
— Так ты помиришься? — с затаённой надеждой всплеснула руками Надежда (ну вот не могу я в душе считать её мамой, хоть и была она моему реципиенту матерью).
Я задумался. А почему бы и нет? Не знаю, за что Муля (настоящий Муля) обиделся на отчима (с родным отцом тут понятно), но его обиды — не мои обиды. А вот польза от родственной связи с человеком такого уровня будет ощутимой, и плюшки мне сейчас явно не помешают. Да и с родным отцом неплохо бы найти общий язык. Всё-таки коммерсант, «торгаш», дело хлебное.
Поэтому вслух я сказал:
— Не волнуйся, мама. Я подумал и понял, что ты была абсолютно права и что нужно помириться.
Глаза Наденьки вспыхнули радостью.
А потом добавил:
— Причём и с отчимом, и с отцом.
Божечки! Вот что надо человеку для счасть? Это чтобы её родной сын, её кровиночка, был счастлив. Но самое главное, чтобы он признал, что таки да, мама права! Никто никогда этого не признавал, а вот Муля, сыночек — признал.
— Когда ты сможешь? — стараясь меня не вспугнуть раньше времени, осторожно и чуть заискивающе спросила Наденька.
У меня аж душа заболела: видимо, бывший Муля был тот ещё гад, вон как отдрессировал бедную женщину, она и слова боится ему поперёк сказать.
— А когда у вас получается?
— С отчимом давай завтра, после работы. А с отцом — в среду. Он просто сейчас в Калинин уехал, — извиняющимся голосом сказала она. — И только во вторник ночью вернется.
— Давай, — кивнул я.
Мы ещё немного поболтали. Но дело дальше всяких скучных и касалось посторонних вещей. В основном трещала Наденька, а я лишь поддакивал в нужных местах.
Если я боялся спалиться, то мои опасения оказались беспочвенны: Наденька была так поглощена собой, плюс так радовалась, что Муля решил мириться, что явных изменений в сыне не увидела.
— Возьми ещё пирожочек, Мулечка, — она заботливо пододвинула тарелку с выпечкой ко мне, — исхудал-то как. И зачем волосы побрил?
— Не хотел с плешью ходить, — сказал я и вздохнул: пирожки были тоже вкусные, но я объелся уже, как хомяк.
— Ну можно же было причёску какую-то такую сделать, оно бы и незаметно было… — вздохнула она.
А я решил использовать ситуацию и собрать информацию о мире по максимуму, поэтому засыпал и засыпал её
— Муля, тебе уже скоро тридцать лет, а ты ещё не женился, — озабоченно покачала головой Наденька, — я уже внуков нянчить хочу.
— Мне двадцать восемь только, — уточнил я.
— Двадцать восемь! — всплеснула руками Наденька, — я в твои годы уже тебя давно имела!
Я деликатно не стал ей напоминать, при каких обстоятельствах у неё всё это произошло. Чтобы не нагнетать ситуацию, сказал, абсолютно серьёзным голосом:
— Мама! Ну так это ты во всём виновата!
— Я? — глаза у Наденьки, и так огромные, стали ещё больше, — почему я?
— Ты мне невесту нашла? Нет! Так какие ко мне могут быть претензии? — очевидно мои слова пролились бальзамом на душу Наденьки, потому что она прямо на глазах повеселела и принялась тщательно перечислять дочек подруг и знакомых, выделяя их плюсы и минусы.
После третьего десятка я окончательно заскучал и, чтобы прекратит этот нескончаемый поток сознания, сказал категорическим голосом:
— Они мне не подходят.
— Почему? — возмутилась Наденька, — вот Леночка…
— Нет! — я даже головой покачал. — Они не подходят. Моя невеста и будущая жена должна быть как ты: красивая, умная и добрая! Другую я не хочу!
Он этих слов глаза у Наденьки мечтательно остекленели и она, радостная, погрузилась в блаженную задумчивость. А я прикидывал, как поступить — провожать её домой или оставить ночевать у себя. Но вот только как быть, у Мули всего одна кровать, одно одеяло. Хотя подушек много. Решил сходить к Пантелеймоновым, у тех всегда всё в запасе есть. Авось какой-то старый матрас или одеяло одолжат на ночь.
И тут в дверь постучали.
Лицо Наденьки вытянулось. Она демонстративно взглянула на часы. Было уже почти за десять вечера.
— Это кто-то из соседей, — пояснил я, — иногда и поздно могут заглянуть. В прошлый раз Полина Харлампьевна за солью приходила.
Я встал и пошел открывать дверь.
Открыл. И обалдел.
— Муля! Привет! — на пороге стояла и широко, в тридцать два зуба улыбалась… Зина.
Она была в новом алом платье (плащ из-за этого она сняла и держала в руке), на ногах не по погоде нарядные туфельки. Волосы взбиты в локоны «под Мерилин Монро». На лице — боевой раскрас.
А на часах — начало одиннадцатого вечера. За окном — абсолютно темно.
И вот что мне делать?
А вслух сказал (так как надо было что-то говорить):
— Привет. Что-то случилось?
Улыбка Зины моментально угасла, она уже хотела сказать что-то язвительное, но тут за моей спиной раздался голос Наденьки, Мулиной мамы:
— Мулечка, кто это?
— Это Зина, — представил я девушку, и также представил мать, — а это — моя мама, Надежда Петровна.
Обе женщин — старшая и молодая смерили друг друга оценивающими взглядами и, судя по тому, как в комнате полыхнуло жаром и запахло серой, они друг другу явно не понравились.