Муля, не нервируй…

Фонд А.

Эх, долги, долги…

Когда я возвращался домой, голова гудела от всех этих событий. И как-то за всем этим я вдруг сообразил, что совершенно выпустил из виду поинтересоваться, есть ли у Мули семья, где он провёл детство, где служил и был ли на войне? Да, я видел профсоюзный билет (даже давал его Музе), видел его паспорт. И всё. Я даже образования моего реципиента не знаю. Должно же быть какое-то, раз аж в Комитет взяли.

В общем, вопросов было слишком много, а ответов вообще не было. Поэтому я решил не заморачиваться, а поступить

просто — завтра зайду в отдел кадров и скажу, что где-то потерял папку с документами, а мне нужны для чего-то там личные данные. Пусть покажут мне моё дело. Там информация какая-то должна быть. В это время ещё сканов и ксерокопий не было, поэтому я не представлял, как они делают копии документов, но уж выписать номера этих аттестатов, дипломов и так далее — это у них однозначно есть. Заодно узнаю, где Муля родился и был ли он на войне. А вот, что с семьёй делать, пока не ясно.

Я дошел до своего дома, вошел во двор и обнаружил у подъезда на лавочке… Музу. Она сидела, съежившись от пронизывающего мартовского ветра. Её носик аж посинел от холода, а губы стали белыми. Но тем не менее, она продолжала сидеть и домой не уходила.

— Муза? — удивился я. — А вы почему здесь сидите?

— Погулять вышла, — ответила она и отвела взгляд. Глаза у неё были покрасневшие.

Плакала, что ли?

— Муза, что случилось? — я сел возле неё на лавочку и взял её за руку. Рука была ледяная. — Да вы совсем замёрзли…

— Оставьте меня! — ответила Муза резко. На неё это было совсем не похоже.

Но если она думала смутить и от…меня таким тоном, то она просчиталась. В своё время каких только клиентов у меня не было. И я прекрасно вижу, когда человек просто капризничает или дурно воспитан, и когда он беззвучно кричит «Помогите!». Сейчас был именно второй случай.

— Муза, — чуть нажал голосом я, — я жду.

Она повернулась ко мне и сказала чужим безжизненным голосом:

— Вы сегодня слишком назойливы, Муля. Извините, я хотела посидеть одна…

— На таком холоде?

— Люблю, знаете ли, свежий воздух.

— Так, Муза, — окончательно рассердился я и велел, — рассказывай давай! Или я сейчас сам всё выясню. Это опять Софрон?

— Не трогайте Софрона! — подскочила Муза и ухватила меня за рукав, — не ходите, Мудя, не надо!

— Что он натворил?

Она смутилась и покраснела.

— Он там с этой своей бабёнкой? — догадался я, — а вас выставили подышать свежим воздухом в такой холод?

Муза не ответила, она смотрела куда-то в сторону.

— Идёмте! — велел я.

— Муля, я прошу вас! Не надо!

Но я не слушал. Вошел в нашу квартиру и громко и требовательно постучал в дверь комнаты, где жила Муза и её непутёвый братец со своею сожительницей.

Некоторое время там была тишина и какая-то возня. Я постучал громче.

Наконец, дверь открылась и оттуда выглянул взъерошенный Софрон. Увидев меня, он зло нахмурился:

— Чего тебе?

— Ты зачем сестру на такой холод выставил? —

спросил я спокойным голосом.

— Она сама погулять захотела. Причём тут я, — развязно сказал Софрон и нагло ухмыльнулся, — это запрещено?

— Для тебя отныне — запрещено выгонять сестру! — слишком резко сказал я, — и если я ещё раз это замечу, или мне кто-то скажет, или она пожалуется, или я сам нафантазирую — обещаю, Софрон, мало тебе не покажется!

— Да ты что… — начал было бывший зек, но увидев на моём лице что-то не то, осёкся, зло сплюнул и сказал, — да кому она надо…

Он развернулся и скрылся в комнате.

— Проходите, — сказал я Музе.

Она, смущенно втягивая голову в плечи, мышкой прошмыгнула в комнату, и не сказала мне ничего.

Бедная женщина. В общем, с нею мне предстоит ещё разбираться и поработать. Я не считаю, что она должна приносить себя в жертву непутёвому брату, который её ни в грош не ставит.

Покончив с этим делом, я развернулся идти к себе и в коридоре обнаружил Кольку. Он сидел на опрокинутом ржавом тазу и, высунув от усердия кончик языка, старательно отрывал одно ухо у игрушечного зайца. Сегодня он был в желтых колготках и вязанном шерстяном свитере.

— Слушай, Колька, — сказал я шкету, — как тут обстановка? Докладывай!

— Баба Варвара весь день ругается, — чётко, по-военному отрапортовал Колька, — баба Поля тоже ругается. И ещё Белла ругается. Доклад окончен!

— Молодец, — вздохнул я и велел, — продолжай бдеть в оба! И проследи, пожалуйста, за Музой.

Колька по-военному кинул, спрыгнул с таза и отмаршировал прочь, волоча за собой зайца за оставшееся ухо.

А я подошел к двери своей комнаты и вставил ключ в замочную скважину. Начал было проворачивать — не выходит.

Что за чёрт? Опять провернул — снова мимо.

Да что ж такое-то!

По наитию, чем по размышлениям, я провернул ручку — дверь вдруг распахнулась. Комната оказалась не заперта!

Но вроде же я запирал её. Сильно удивлённый, я вошел и замер прямо на пороге.

За столом в моей (Мулиной) комнате сидела женщина и по-хозяйски пила чай.

Она была довольно красивая, с породистым холёным лицом, поэтому точный возраст определить не получалось. Но явно немолодая. На ней было тёмное шерстяное платье, очень недешевое.

Увидев меня, она поднялась навстречу. На её лице расцвела радостная улыбка и она воскликнула:

— Сынок!

— М-мама? — офигел я.

Глава 12

— Ты так похудел, Муля! — взволнованно воскликнула женщина. Она бросилась было заключить меня в объятия, но я успел ловко увернуться и быстро сказал, отвлекая и переключая её внимание.

— Как у тебя дела, мама?

— Дела?! Ты ещё спрашиваешь, как дела?! — дама томно прижала к вискам тонкие пальчики, щедро унизанные золотыми перстнями и сокрушённо покачала головой, — всё плохо, Муля! Всё очень плохо!