Мумия по соседству
Шрифт:
Я вежливо постучал. Через мгновение потянул затёртую ручку на себя.
– Разрешите?
Знакомый голос врача ответил:
– Доброе утро, Игорь! Проходите. Как спалось?
Непривычно бодрые и радушные нотки смутили меня. Я неловко застыл на пороге.
За своим рабочим столом сидел всё тот же тучный мужчина с толстыми губами. Бумаг на столе стало поменьше, зато прямо посередине лежала открытой толстенная, и судя по пожелтевшим страницам, старая книга. Та её часть, которая была обращена ко мне, была усеяна маленькими бумажками с крошечными пометками
– Доброе, – произнес я и направился к своему стулу.
В кабинете было непривычно свежо и слегка зябко. Также мой нос уловил присутствие ещё какого запаха. Я пытался его захватить, но как только он попадал на мои рецепторы, тут же улетучивался. Духи?
– Вижу вы хорошо выспались!
– Да. Матрасы тут очень удобные, – попытался пошутить я.
Мужчина усмехнулся и посмотрел на меня более серьёзным взглядом. Его толстенные линзы смешно искажали глаза, делая их в несколько раз меньше.
– Как жизнь тут вообще? Всё хорошо?
– Нормально, – ответил я, решив не вдаваться в подробности. – Когда я смогу домой уйти? И что там с мамой?
Савелий Алексеевич поправил очки, откинулся в кресло и положил руки на подлокотники. Мы смотрели друг на друга несколько мгновений, и наконец он произнес:
– Всё хорошо. Не волнуйтесь.
Ответ меня категорически не устроил.
– И что? – спросил я.
– Что? – не возмутился доктор.
– Ну, что значит ваш ответ? Я ничего не понял.
– С вашей мамой всё хорошо. Ей уже намного лучше. Скоро вы будете дома, – врач вернулся в исходное положение и сцепил руки в замок. – А сейчас нам нужно продолжить. На чем мы вчера остановились?
Я повернул голову и посмотрел в окно.
Верхушки деревьев стояли неподвижно, лишь немного вздрагивали зеленые листья. Дворник лениво подметал заасфальтированную дорожку, а в стороне от него, по протоптанной тропинке шла группа пациентов к скамейке. И было в этой картине что-то правильное, что-то умиротворяющее.
– Почему я вообще здесь нахожусь? Со мной же всё нормально, а… – я повернул голову к сидящему за столом врачу. – А глядя на основную массу больных, так вообще, я образец здравого смысла и психического здоровья!
Лицо мужчины поморщилось, словно от дольки лимона. Он одним элегантным движением снял очки, повертел их в руках и положил на стол. После чего сказал, ища зрительного контакта со мной:
– Они такие же пациенты, как и вы. И лучше их не называть больными. Это всегда было крайне неэтичным. Это во-первых. А во-вторых, нам нужно понаблюдать вас некоторое время здесь. С вами случилась архистрессовая ситуация. И лучше побыть некоторое время амбулаторно. Убедиться, что всё под контролем.
Я закусил правую часть нижней губы. Выдерживать взгляд Савелия Алексеевича было трудно. Хотелось смотреть куда угодно, лишь бы не в его черные зрачки. Глаза сами сощурились.
Врач вернул очки на переносицу. Вытащил из-под старой книги папку, положил её перед собой и демонстративно достал оттуда лист бумаги.
–
Моим ответом был глубокий вдох и такой же шумный выдох. Сердце на долю мгновения перестало стучать, чтобы затем с силой протолкнуть скопившуюся кровь. Мелкая дрожь пробежала по спине. Я перекатился на стуле из стороны в сторону.
Глупо было злиться или обижаться на этого мужчину. В конце концов, он простой винтик в системе, который следует заранее прописанным инструкциям и процедурам. Хотелось надеяться, что он хоть немного хочет искренне помочь. Но мог ли я ему полностью доверять и открыться? Да и должен ли…?
Из рефлексии меня вывел голос Савелия Алексеевича:
– Давайте продолжим ваш рассказ. На чём мы в тот раз остановились?
Я запрокинул голову максимально вверх и похрустел шеей. Доктор терпеливо ждал, читая то, что написано на бумаге.
Мы подошли к самому неоднозначному эпизоду всей моей, да и не только моей, жизни. Я сам неоднократно возвращался к нему снова и снова, пытаясь вспомнить, достать из памяти какие-то упущенные детали. В конце концов, хотелось просто определить, как так вышло и что к этому привело. Но делал я это наедине с самим собой, и никогда, даже в самых страшных фантазиях, я не мог вообразить, что мне придётся с кем-то обсуждать эту кошмарную реальность, в которой я жил последние несколько лет, и эпизод, в котором эта реальность родилась.
Даже сейчас, сидя перед человеком, который может помочь мне, а самое главное – моей матери, я не мог начать говорить. Я банально не знал с чего начать. Как можно было подступиться к такой ситуации? Да и с чего вообще начать? С того момента как я проснулся на следующий день или через неделю, когда папа уже вернулся…
Да и какие можно подобрать слова чтобы объяснить то, что произошло?
Отложив старый лист, врач взял новый. Он никак меня не торопил, спокойно ждал, пока я начну, а я же всё никак не мог открыть рот и выдавить из себя хоть пару слов. Ситуация становилась настолько комичной в моей голове, что я невольно ухмыльнулся. Получилось слишком громко и выразительно.
– Могу поинтересоваться, что вас рассмешило? – спросил Савелий Алексеевич.
Я начал заливаться истерическим хохотом. По моему телу волна за волной разряжались волны смеха и снимающегося напряжения. Глаза намокли. Для доктора это явно выглядело, как нервный срыв, но он ничего не предпринимал.
– Ну, я не знаю с чего начать… и долго собирался с мыслями. Это меня, как бы…, и рассмешило, – между волнами веселья я выдавил из себя объяснение.
На лице мужчины за всё время не появилось ни одной эмоции. Его явно раздражала вся эта ситуация, и он хотел побыстрее перейти к работе, но профессиональная этика и личностные качества мешали ему начать торопить меня. Укол совести заставил меня успокоиться.