Мургаш
Шрифт:
Подойдя к речке, я подозвал Генчо Садовую Голову и сунул ему в руку сто левов:
— Мы с Даковским решили бежать. Устрой так, чтобы один из конвойных пошел за ракией, а другого отвлеки разговором, чтобы он не смотрел на реку.
— А вам разрешили бежать? — спросил Генчо, пряча деньги в карман.
— Раз бежим…
Такой ответ не означал ни «да» ни «нет», но, видимо, удовлетворил моего старого друга. Он сильно сжал мне плечо и ленивой походкой направился к полицейскому.
В половине десятого, когда вся группа расположилась возле воды, а Генчо заговорил о чем-то с полицейским, мы с Георгием стали незаметно спускаться,
Через полчаса мы добрались до леса, остановились, чтобы перевести дух. Отдохнув немного, переоделись и пошли в глубь леса, решив переждать там до вечера: побег обнаружат через несколько часов и будут искать значительно дальше этих мест.
Вскоре мы поняли, что допустили серьезную ошибку: забыли взять воду. Апрельское солнце пекло, как в августе, и мы обливались потом. Колючки терновника впивались в тело, мешали идти. Когда солнце скрылось за вершинами деревьев, пошли дальше. Обойдя село Курлар с запада, повернули на север, к Родопам. По нашим расчетам, через три-четыре дня мы должны были добраться до Софии.
22 апреля. Утро застало нас на гребне высоты севернее Еникёя. Мы спрятались в кустарнике и легли спать. Проснулся я от кошмарного сна: мне приснилось, что купаюсь в чистом горном озере, а, как только опущу голову в воду, чтобы напиться, вода превращается в песок.
Даковский сидел скрестив ноги по-турецки и рылся в ранце. Мы подкрепились сыром с сухарями. После этого захотелось пить еще больше. Я пошел осмотреть местность и поискать воды. Спустя час вернулся, изнемогая от усталости, так ничего и не найдя.
Еще не стемнело, когда снова тронулись в путь на север. Вскоре набрели на загон для овец. Георгий крикнул несколько раз, но никто не вышел нам навстречу. Только огромные псы, настоящие волкодавы, налетели на нас, и мы с трудом отогнали их палками, найденными на дороге.
Целую ночь блуждали по оврагам и склонам, пока к утру не добрались до высоты, с которой виднелось шоссе Ксанти — Смолян. Оказалось, что хотя мы и долго шли, но путь проделали не такой уж большой.
23 апреля. Хочется пить. Двое суток не видели воды. Может быть, в какой-нибудь сотне-двух метров от нас возле дороги струями бьет ключевая вода, но шоссе для нас — запретная зона. А терпеть жажду уже нет сил. Ноги отказываются повиноваться, перед глазами синие и красные круги.
У Георгия слабое сердце, и ему, конечно, тяжелее. А воды все нет и нет. На солнце блестят снежные шапки на Родопских вершинах, они манят нас, словно мираж в песчаной пустыне.
— Добри… — Губы Георгия потрескались, как кукурузный хлеб. — Добри, я больше не могу…
— Останься здесь, я поднимусь наверх и принесу…
Я усадил его под деревом, бросил возле него ранец и, взяв в руки куртку, пополз наверх, цепляясь за каждый выступ и корень, шаг за шагом добираясь до снега. Он был грязный, слежавшийся. Выше был слой снега почище, но у меня не было ни желания, ни сил ползти к нему. Я разбил ледяную корку и стал жадно глотать затвердевший снег. Он колол мои губы тысячью иголок. Потом, когда был утолен первый приступ
Георгий поел снегу, почувствовал в себе силы, и мы решили, дождавшись ночи, спуститься в Ксанти. Там у меня были знакомые и друзья еще со времен военной службы в Беломории. Они помогли бы нам скорее добраться до дому.
24 апреля. Ночью прошел проливной дождь. Промокшие, усталые, мы, если бы вошли в таком виде в город, вызвали бы подозрение любого полицейского. Решили подождать рассвета, пообсохнуть немного и направиться к дому Аргира, чтобы там окончательно привести себя в порядок и тогда решить, что делать дальше.
Дворик Аргира утопал в цветах. Я громко постучал в дверь. На стук вышла незнакомая молодая женщина в ночной рубашке. Она удивленно посмотрела на нас и спросила на чистом болгарском языке:
— Кого ищете?
— Хозяев… бай Аргира.
— Грека? Его сослали со всей семьей на острова. А вы кто?
— Знакомые… Приехали из Болгарии и решили его навестить… А вы здешняя?
— Мы из Старой Болгарии. Мой муж работает в полицейском управлении. Заходите в дом… Отдохните.
Новая хозяйка была, по-видимому, довольно гостеприимная особа, раз так настойчиво приглашала незнакомых людей, это как раз нам с Георгием и не понравилось, особенно после того как мы узнали, где работает ее муж. Мы извинились, сказали, что торопимся, и, пообещав зайти вечером, вышли на улицу.
«Куда теперь?» — вопрошающе взглянул на меня Георгий.
— Тут еще живет подруга моей жены.
Мы зашли в кафе. Георгий с вещами остался, а я пошел искать Пенку Пиронкову. Мы нашли ее, и она встретила нас очень приветливо. У нее мы вымылись, побрились и выгладили свою одежду. К обеду она привела Илию, старого товарища, который здесь работал в типографии газеты «Велика Болгария». Пенка и Илия дали нам на дорогу продуктов. Денег у нас было немного, но, по нашим расчетам, достаточно, чтобы добраться до Софии.
25 апреля. Еще на заре Илия вывел нас на шоссе к Смолян. Мы простились с ним и пошли дальше. Вид у нас был ничем не примечательный.
На двенадцатом километре от города неожиданно натолкнулись на полицейский пост. За одним из поворотов шоссе увидели нескольких полицейских, которые проверяли документы у идущих впереди нас путников. Мы остановились, а потом решили спуститься к реке, которая узкой лентой извивалась в двадцати шагах от дороги. В это время со стороны Ксанти показался еще один полицейский на велосипеде. Мы сняли с плеч ранцы и принялись бросать камни в омут. Он окинул нас взглядом и, оставив без внимания, проехал мимо. Все обошлось благополучно, но мы решили больше не выходить на шоссе: другая такая встреча могла бы оказаться роковой. Выбрав укромное местечко, стали ждать вечера. Но после полудня хлынул дождь, и мы отправились в путь: в такую погоду вряд ли кто стал бы следить за дорогой.
Вечером снова вышли на шоссе. Дождь то утихал, то усиливался, пока к трем часам ночи небо не очистилось от туч и не покрылось крупными яркими звездами. Надо было торопиться, чтобы затемно пройти через село Шахин.
26 апреля. Село и мост были позади, когда нас остановил резкий голос:
— Стой! Кто идет?
В двадцати шагах в тени смоковницы стоял солдат. Бежать было невозможно — пуля настигла бы нас на мосту.
Мы подошли:
— Привет!
Парень неуверенно поднес руку к козырьку: