Мусорщики "Параллели" 3

Сидоренко Георгий

— А дальше? — жадно спросил юный Гильгамеш, слегка наклоняясь вперёд. Он сильнее других изменился за этот год. Теперь Дэвид видел в этом юноше своего нынешнего отца: скрытность, дотошность и цинизм. — Очередное испытание?

— Да, испытание, — молча подтвердил Эд’М — И не последнее, что и так было вам поведано давным-давно. Наша семья на время расстанется, но лишь на время! Но даже когда вы вновь воссоединитесь, то это не будет, как раньше. Ведь далее, как я и говорил, вы должны стать центром своих племён и возрастить в них семя цивилизации. Меня же… когда вы проснётесь завтрашним утром, здесь уже не будет. Когда пройдёт двадцать пять

лет, я вновь появлюсь, чтобы сопроводить вас в нужном направлении. За это время вы должны создать свои пути к вечному процветанию человечества, что впитают все лучшее от малого и отвергнут все худшее от большего. Но это будет лишь завтра, а сейчас я хочу преподать вам свой последний урок на данном этапе. Также я хочу, чтобы вы приняли особое питьё, что должно раскрыть в вас всё ещё дремлющий потенциал. Если не на полную силу, то близкое к сему. Ну же! Садитесь более плотным кольцом.

Ученики обменялись грустными взглядами, но всё-таки сели плотнее. Эд’М поставил перед собой длинную и пузатую глиняную бутыль и крохотную чашу. Он откупорил пробку и из сосуда, повалил розоватый дым. Запах показался Дэвиду каким-то странным. В нём переплеталось всё знакомое и неизвестное одновременно. Учитель наполнил чашу бесцветной жидкостью и подвинул её чуть вперёд и посмотрел на Каина.

Каин немного манерно подвинулся к учителю и жестом изобразил знак уважения Эд’Му. Юноша сидел изящно и немного вычурно. В его лёгких жестах читалось нечто успокаивающее и будто бы отвлекающее.

«Наверное, он так делает для того, чтобы люди не обращали внимания на его лицо» — заключил Дэвид, внимательно вглядываясь в медную маску Каина. За этот год она потёрлась и заимела несколько вмятин. При этом Шепарду показалось, что Каин пытался что-то уберечь от взора учителя. Не только изуродованное лицо, но и что-то в глубине своей души. Видимо это не скрылось и от Эд’Ма.

— Каин! — тепло произнёс учитель. — Я обращаюсь к тебе как к первому из моих учеников. Первому по старшинству, но не по значимости. Ты ведь так думаешь про себя?

Ученик вздрогнул, его плечи опустились, а руки сжались в кулаки.

— Я знаю, что тебя это угнетает, — продолжал учитель, будто не замечая этой перемены. — Тебе не нравиться, когда ты в проигрыше или отстаёшь. Я бы мог промолчать, но я это не сделаю. Ты ведь с того дня, как проснулся с изувеченным лицом пожалел о своих подвигах? Даже у самых великих помыслов есть зерно негатива. Я хочу, чтобы ты принял себя нынешнего. Чтобы ты увидел в себе те невероятные способности, которые не уступают никому из прочих, а в чём-то даже превосходят. Ты меня понял, Каин?

— Да, учитель, — натянуто произнёс Каин, снимая маску. Он был по-прежнему невероятно красив, не смотря на шрам, но догадка Дэвида оказалась верной. Внутренние переживания уродовали его сильнее увечий. Сейчас это было почти незаметно, но что-то подсказывало Шепарду: это лишь начало мучительной метаморфозы.

— Выпей этот напиток. Он не только откроет по-прежнему скрытые в твоём сознании силы, но и укажет правильный путь и отведёт тебя от тьмы. Но запомни! Ты должен всегда следовать этому пути. Шаг в сторону, и ты погрузишься в разрушительную деградацию.

Каин поднёс чашу к своим изящным губам и выпил его одним глотком. Дэвид увидел, как к его коже прилила кровь, а на его лице появилось спасительное просветление.

Учитель вновь наполнил чашу и посмотрел на Авеля. Тот, беспокойно всматриваясь в лицо брата, тихонько ахнул и обернулся к

Эд’Му, округлив в страхе глаза.

— Авель! — холодно произнёс учитель. — Хоть ты и считаешь себя слабейшим из учеников, но твоя невинность и добродушие не просто спасут тебя, но и возведут на вершину мироздания. Но запомни мои слова. Иногда милосердие может обернуться против тебя.

Авель, слушая учителя немного понуро, но с напряжённым вниманием резко выпрямился и всмотрелся в него. Он покраснел и нервно закусил нижнюю губу. При этом в его тусклых глазах читались незаданные вопросы.

Учитель передал ему чашу, и он аккуратно выпил жидкость. До Шепарда донёсся лёгкий запах фиалок.

«А ведь, когда этот напиток пил Каин, преобладал запах жасмина» — мысленно удивился Дэвид.

Между тем, чаша вновь была наполнена, и Дэвид знал кому она предназначена.

— Гильгамеш. Мой самый лучший ученик, — с лёгкой грустью произнёс Эд’М. — За этот год ты ближе других подошёл к моей и, я хочу в это верить, вашей благородной цели. В тебе правит баланс. Но ты жаждешь большего и этот баланс слишком хрупок. Не пытайся ухватить всё и сразу. Лучше найди самую малость и пусть она в твоих заботливых руках расцветёт в небывалом разнообразии. И пусть та пропасть, что выросла между нами за этот год, исчезнет, ибо есть вещи, о которых лучше не знать. Пей, мой самый любимый и самый жаждущий прогресса ученик!

На лице Гильгамеша отразилось смущение, которое быстро сменилось холодным упрямством. Он взял чашу жёстким и быстрым махом и, не задумываясь, поглотил питьё. В этот раз напиток ничем не пах.

Чаша вновь была наполнена и все посмотрели на Осириса. Тот сидел со своим обычным скучающим видом и будто бы спал. В схематических глазах Эд’Ма загорелись странные огоньки, и он заговорил, как показалось Дэвиду, слишком жёстко со своим четвёртым учеником.

— Усур, от наставлений тебе не уйти. Я понимаю, что для тебя скука смертная, мои нравоучения, но путь ошибок не только опасен, но и порой фатален.

— Сколько раз говорить вам, учитель, что я хочу, чтобы меня звали Осирисом, а не Усуром. — обиженно произнёс Осирис, краснея. — Я знаю, что это почти одно и то же, но второй вариант куда благозвучней.

— Как хочешь, — более мягко продолжил Эд’М. На лицах учеников появились невинные улыбки, а Дэвид понял, что учитель специально назвал Осириса старым именем, чтобы скинуть с него маску безразличия. — Но выслушай меня и я прошу: не игнорирую моих советов, мой беспечный искатель веселья. У тебя великий потенциал истинного лидера, но ты стоишь на тонком льду. Ты, ради того, чтобы развеять скуку, готов пойти на неоправданный риск. Всё это может выродиться в опасную беспечность, особенно по отношению к самому тебе. Я думаю, потеря руки тебе о многом скажет.

Осирис выпрямился и схватился за обрубок руки. Он посмотрел на учителя, хмурясь и пождав губы.

— Если ты не перестанешь относиться к жизни столь праздно, то ты выроешь себе опасную и очень глубокую яму. А теперь выпей, — с нежностью в голосе закончил Эд’М.

Осирис всё ещё пытался сохранить прежнюю небрежность, но странная нерешительность задавала тон его движениям. Он взял чашу, источающую сильный перченый аромат, дрожащей рукой и осторожно выпил напиток. И вдруг! Осирис выронил чашу и, сильно побледнев, замер с остекленевшим взглядом. Ученики испуганно посмотрели сначала на Осириса, а потом на Эд’Ма, но тот одним упреждающим жестом заставил их не двигаться и наблюдать