Муссон
Шрифт:
Рабы, как он и приказывал, упали на землю.
Делая вид, что в ужасе жмутся к камням, они незаметно снимали цепи и вытаскивали оружие из тюков, которые несли на головах.
С высоты седла Дориан видел, что физи выбираются из засады и устремляются вниз по крутым стенам — чернокожие в боевых уборах из перьев на голове размахивают легкими щитами и ловко перепрыгивают с камня на камень, издавая свирепый воинский клич. Они были вооружены короткими копьями и тяжелыми дубинами. Затем, к своему изумлению, Дориан увидел за ними белого, потом еще одного и еще.
— Бог
Пригнувшиеся полуголые арабы, выпрямляясь навстречу нападающим и размахивая ятаганами, ответили на его крик.
— Бог велик! Аллах акбар!
Дориан поскакал вперед, чтобы занять позицию, с которой можно руководить боем, но тяжелая пуля из мушкета с глухим звуком ударила его коня в плечо, и тот, дергая ногами, упал.
Дориан сумел соскочить и легко приземлился. Вокруг стоял страшный шум, но сквозь него он услышал голос:
— На них, парни! Отрубим сарацинские головы!
Голос англичанина, с девонским акцентом, и это поразило Дориана больше взрыва.
— Англичане!
Он много лет не слышал родного языка. Неожиданно все эти годы куда-то исчезли. Здесь его соотечественники! Его подхватил водоворот противоречивых чувств. Он огляделся, отыскивая способ остановить бой, спасти жизнь и своим людям, и соотечественникам.
Но копье войны было пущено, и он опоздал менять направление его полета. Дориан поискал Ясси: та по-прежнему прижималась к камню. Но предупреждающе крикнула, показывая ему за спину:
— Сзади, господин!
Дориан развернулся навстречу человеку, напавшему на него.
Это был рослый широкоплечий разбойник с кривым носом и кудрявой черной бородой. Лицо у него загорело и обветрилось, но в его глазах было что-то такое, какой-то зеленый блеск, что затронуло самые глубины памяти Дориана. Однако ему некогда было задумываться над этим: разбойник набросился на него с невероятной быстротой и силой.
Дориан отразил первый выпад, но он был так силен, что рука онемела до самого плеча. Он сделал контрвыпад, стремительный и изящный, и англичанин, остановив его, захватил оружие Дориана в классическое длительное удержание; оба лезвия завертелись, так что сталь зазвенела и запела.
В это мгновение Дориан осознал три обстоятельства: англичанин — лучший фехтовальщик, с каким ему приходилось встречаться; если он попытается разорвать это соединение, он мертвец; и он узнал шпагу, не дающую двинуться его клинку. Он видел эту шпагу на боку отца, когда тот стоял на юте «Серафима». Вороненая сталь и золотая инкрустация слепили глаза. Это та самая шпага, несомненно.
Тут противник в первый раз заговорил, и его голос не был глухим от усилий, с которыми он сдерживал ятаган Дориана.
— Давай, Абдулла, позволь мне срезать еще клок с твоей бритой головы!
Он говорил по-арабски, и Дориан узнал этот голос.
«Том!» — хотел он закричать, но потрясение было столь велико, что слова не шли с языка, и с его губ не сорвалось ни звука. Мышцы правой руки расслабились, и он опустил клинок.
Опустив клинок, никто не оставался в живых, если этот клинок удерживал особым приемом Том Кортни, и смертельный удар
«Том!»
Он снова попытался произнести это имя, но не сумел издать ни звука. Том откинулся, и шпага с мягким чмоканьем, словно ребенок оторвался от соска, вышла из тела.
Дориан повалился ничком. Том переступил через него и опустил клинок, чтобы закончить дело. Но прежде чем он смог нанести смертельный удар, кто-то маленький бросился между ними, закрыв собой тело Дориана.
— Будь ты проклят! — рявкнул Том, но сдержал удар. — Убирайся!
Мальчик, использовавший как щит собственное тело, был совсем юным, и такое самопожертвование тронуло Тома даже в разгар битвы. Он одним ударом мог бы убить их обоих, проткнуть насквозь. Но не мог заставить себя сделать это. Он шагнул назад и попробовал ногой спихнуть мальчика с неподвижного тела вожака арабов, но тот прирос к хозяину, как устрица к камню.
И жалобно кричал по-арабски:
— Милосердия! Во имя Аллаха, милосердия!
В это мгновение Аболи предупреждающе крикнул:
— Сзади, Клиб!
Том повернулся, высоко подняв острие шпаги, и встретил нападение двух полуголых людей. На мгновение ему показалось, что это рабы чудесным образом освободились от цепей и наседают на него с ятаганами, непонятно где взятыми. Но тут он увидел, что у них лица не негров, а арабов. «Клянусь Господом, это не рабы, а мусульманские воины!» Том отразил удары справа и слева, заставив нападающих остановиться, потом убил одного, а второго заставил отступить с раной в обнаженном плече.
— Клиб, это ловушка! — снова крикнул Аболи, и у Тома появилось мгновение на то, чтобы оглядеться. Все бывшие рабы освободились от цепей, и все были вооружены. Их контратака была стремительной и целенаправленной.
Лози с копьями уже отступали перед их натиском, многие просто бежали, отчаянно карабкаясь наверх по сторонам ущелья.
Том увидел, как из передней части колонны в небо взвилась красная китайская ракета с длинным хвостом белого дыма, и понял, что это, должно быть, сигнал арабским подкреплениям.
Через груду красного камня, перегородившую проход, хлынула новая волна мусульман. Кто в арабских одеяниях, кто в набедренных повязках, размахивая оружием, они спешили вниз, принять участие в схватке. Теперь враг числом во много раз превосходил Аболи с небольшой группой английских моряков. Еще несколько минут, и они будут отрезаны и затоплены этой новой волной воинов.
— Уходи, Клиб! Мы проиграли! Уходи!
— Ко мне! — крикнул Том. — Ко мне, «Кентавр»!
Он созывал к себе остальных. Уил Уилсон и Люк Джервис прорвались сквозь нападающих и подбежали к нему. Вместе с Аболи и остальными моряками они образовали стальной круг и стали отступать в строю, который много раз использовали в прошлом.