Мусульманин

Залотуха Валерий Александрович

– А когда они вырастут и у них будут свои дети, а мы станем старыми, старший сын возьмет нас к себе. И от него мы будем ездить ко всем остальным, и все будут уважать нас...

– И потом похоронят рядом?
– сдавленным чужим голосом спросила Верка.

– Конечно!
– воскликнул Коля.
– Ведь мы и на том свете вместе будем.

– А это видел?
– закричала вдруг Верка, вскакивая и показывая Коле руку от локтя.
– Меня в ад! Я туда давно записалась!

Стуча голыми пятками о половицы, она подбежала к кровати,

села, бросила ладони между широко расставленными ногами и смотрела на Колю насмешливо-вопрошающе.

– Аллах милостив, милосерден...
– тихо проговорил Коля.

– Заколебал - Аллах, Аллах!
– снова закричала Верка.
– Это у вас - Аллах! А у нас Бог! Христос! И еще там святые всякие! Понял? Абдула...

Коля улыбнулся и тихо, спокойно заговорил:

– Аллах - это только имя. Имя Бога... Бог один... А имен у него много...

– Много... И какое ж - настоящее?
– Верка была удивлена.

– Настоящего имени пока никто не знает... А когда оно откроется, Его позовут, и Он придет... И тогда все станет по-другому... Хорошо... Правильно... Понимаешь?

Верка удивленно и растерянно спросила:

– И... когда это будет?

– Этого тоже никто не знает... Но это будет! Обязательно будет!

Спустя несколько дней, когда у Ивановых более-менее успокоилось и болячки на лицах драчунов стали заживать, тетка Соня отправилась в церковь к отцу Михаилу, заказала молебен и попросила священника прийти в гости.

Хотя церковь недалеко была, аржановские туда не ходили, почти не ходили, очень редко ходили - когда уж совсем припечет.

На обратном пути тетка Соня присела под ветлу на берегу Бучилы. Обманула тетка Соня всех, сказав, что притворялась тогда, когда сыновья дрались. Ударили ее, может, и нечаянно, но сильно, и хотя синяка и вправду не было, болело что-то внутри, тянуло вниз так, что, когда тетка Соня шла, хотелось все время сесть и посидеть.

День был жаркий, и тетка Соня платок сняла и верхнюю пуговицу на кофте расстегнула. Хорошо было, и собралась она в одиночестве поплакать, как увидела, что к Бучиле подъехала машина красная и из нее выбрался парень в черных очках. Он в Аржановке давно всех интересовал, но никто про него ничего не знал, и тетка Соня решила понаблюдать и затаилась. Сперва он снял очки и положил на капот машины, потом куртку, потом расстегнул рубашку и стал расстегивать джинсы.

Тут тетка Соня смутилась, застегнула пуговицу на кофте, повязала кое-как платок и направилась к неизвестному. А он, как увидел тетку Соню, надел сразу очки.

– А ты чего ж, купаться здесь собираешься?
– спросила тетка Соня, остановившись в нескольких метрах.

– Собираюсь, - кивнул он и усмехнулся.

– А здесь не купаются.
– Тетка Соня сказала это и для убедительности помотала головой: - Не-а.

– Это почему же?
– Неизвестный разговаривал с теткой Соней, как с маленькой или глупенькой, иронично и насмешливо.

–

Нельзя, - ответила она и нахмурилась. Не объяснять же было ему, что здесь внизу, под водой, - церковь, дурой ведь посчитает, да, пожалуй, и прав будет.

– Здесь столько народу перетонуло, ужас, - нашлась тетка Соня.

– Здесь?
– удивился неизвестный, указывая пальцем на Бучило.

– А ты не гляди, что оно маленькое, у него, может, дна нет... высказалась тетка Соня неуверенно.

– Как это - нет?
– удивился он и улыбнулся.

– Нет, - настаивала тетка Соня.

– Это мы сейчас проверим...
– Он снял рубашку и бросил на капот машины.

– А ты чей же, сынок, будешь?
– задала тетка Соня вопрос, ради которого и подошла сюда.

– В каком смысле - чей?
– спросил он, склонив набок голову.

Тетка Соня растерялась, ей казалось, что она спросила понятно.

– Ну, вот, к примеру, я Иванова Софья Пантелеймоновна, я здесь, в Аржановке, родилась, прожила всю жизнь, здесь, значит, и...
– Она махнула рукой и за-смеялась, не выдержав серьезности своего заявления.

Он еще сильнее склонил голову набок и медленно снял очки. Он понял, с кем разговаривает, и внимательно рассматривал тетку Соню. Так внимательно, что тетка Соня смутилась.

– Так чей же ты, сынок?
– повторила вопрос она, но очень неуверенно.

– А я, мать, ничей, - ответил он негромко.

– Как это - ничей, разве так бывает?
– спросила тетка Соня, а у самой, как она потом рассказывала, мурашки по спине побежали.

– Бывает, мать, редко, но бывает.
– Он сказал это, а потом опустил голову и тихо попросил: - Ты прости меня, мать...

Тетка Соня ничего не поняла, а только на шаг отступила.

– Прости, мать, - повторил он, не поднимая головы.

Тут тетка Соня решила, что человек этот, неизвестный, маленько не в своем уме, и еще больше испугалась.

– Ладно, ладно, - закивала она, пятясь.
– Ладно, сынок, ладно... Ты только не ныряй в Бучило-то...
– Она повернулась и заторопилась прочь.

С минуту он смотрел ей вслед, потом повернулся к воде, скинул джинсы и, оставшись в одних плавках, красиво, ласточкой вошел в воду. Он быстро доплыл до середины Бучилы, остановился там и, набрав воздуха в легкие, скрылся под водой.

Тетка Соня шла, не оглядываясь, но не выдержала, конечно, и оглянулась на ходу, а не увидев никого, остановилась и встревоженно вытянула шею.

Он пробкой выскочил из-под воды, дыша громко и лихорадочно, вновь набрал воздуха и нырнул.

Тетка Соня плюнула в сердцах и заторопилась в Аржановку, не оглядываясь больше.

Неизвестный вынырнул и, отдыхая на спине, медленно поплыл к берегу. У берега он вывернул из земли большой белый камень и медленно, с напряжением вновь поплыл на середину озера. Там, сделав несколько глубоких вдохов, он пошел ко дну с камнем в руках.