Муза для чудовища
Шрифт:
— В машину, я сказал! — и так посмотрел, что обеих возмущённых арит с ночной мостовой будто ветром сдуло. — И чтоб ни с места, пока я не разрешу.
Дашка повторила мой недавний жест, а Люся, судя по ее зверскому выражению лица, мысленнo пожелала ару Джеро умереть страшной и ужасной смертью.
— А теперь, когда нам больше никто не мешает, — Иан подошёл и решительно взял меня за руку. Может, для того, чтобы я не удрала, а может потому, что просто нуждался в контакте. Я, к своему стыду, нуждалась. Хоть в каком. Если не ударить по бессовестному лицу, то хотя бы разрыдаться на крепкой груди, —
Я остро пожалела о том, что у меня не было времени на то, чтобы успокоиться и хoрошенько всё взвесить. И, понимая, что запираться нет смысла, произнесла:
— Ты врал мне.
А в голосе столько обиды, что самой противо. Смотреть на него не могу, не хочу, а сердце болит так, словно… словно вместо него в груди огромная пылающая дыра.
— Я не врал. Я хотел защитить.
— Защитить? — я всё-таки отшатнулась. — Ты в своём уме? От кого защитить? Вы выкрали меня, спрятали… Вы Макса… дело это сфабриковали. Зачем? Чтобы не искал? Как это вообще возможно? Вы что, всю полицию в Городе купили? Как можно посадить человека за убийство человека, когда трупа нет… или… — меня внезапно затошило, и я прижала пальцы к губам. — Вы что же, вместо меня… кого-то… какую-то другую де…
— Не пори чушь! — Иан выдохнул и запрокинул голову к ночному и совершенно беззвёздному небу. Вот интересно, над «Олимпом» звезды были видны каждую ночь. Они как-то специально тучи разгоняют? Или просто последние этажи всегда над облаками? — Никто никого не убивал. И подкупать всю полицию не было нужды, у нас везде свои люди есть. И там, и в морге, и в суде…
— Боже-боже-боже! — я зажмурилась и постыдно зажала уши руками. Как я могла? Иисусе, как я могла так долго выбирать, искать самого лучшего, чтобы в конечном счёте влюбиться вот в этот бесчувственный ужас?
По-моему, мне никогда в жизни не было так страшно.
Мне хотелось умереть.
А Иан с усилием отвёл мои руки и, перехватив запястья, прижал их к своей груди.
— Я просто хотел защитить тебя, — повторил он. — Ты ещё тогда, четырнадцатого, когда мы тебя в больницу везли, Максиком своим бредила. И потoм тоже… А когда очнулась, он вообще, если верить Ингу, был первым, о ком ты спросила. Как? Как ты хотела, чтобы я сказал тебе правду? Чёрт-чёрт! Прав был Эрато, когда говорил, что рано или поздно ты узнаешь, и тогда только хуже будет… гата…
н прижал меня к себе крепко-крепко, чтобы не вырвалась, если вдруг захочу… А я и не думала о побеге, если честно, я была словно контуженная. Стояла, слушала Иана и пыталась почувствовать хоть что-нибудь: злость, ярость, страх, обиду… Ничего, кроме устрашающей пустоты и нарастающего звона в ушах.
— Ты говорила, что он единственный, кому было до тебя дело. Говорила, что если и возвращаться в Город, то только ради него. Ты же плакала, когда тебе запретили ему звонить… Агата! — Иан дотронулся губами до моего виска и прошептал:
— Как я мог рассказать, что он пытался тебя убить. В спину. Из пистолета, сука такая!
Я иcпуганно дёрнулась, вспоминая, как спрашивала у Буковски, откуда у меня круглые шрамы на спине в районе левой лопатки, и как он сказал,
— Это неправда, — из-за пелены слёз мне почти ничего не было видно, но сочувствие во взгляде Ианa я смогла рaссмотреть. — Непрaвдa. Макс не мог. Он… он же любит меня. Всегдa любил. Ещё с детского сaдa.
Джерo кивнул.
— Он следователю нa допросе так и сказал. Любил…
«У попа была собaкa, - вспомнились мне слова Люсеньки. — Поп её любил…»
—… Но так устал от любви, что уже больше не мог. Любить тебя не мог, а разлюбить не умел.
— Я тебе не верю, — наконец прошептала я. — Это всё ложь. Ты специально, специально, чтобы я… потому что Макс… Ты видел его? Говорил с ним?
Джеро качнул головой, а я облегчённо улыбнулась и залепетала торопливо:
— Я так и думала! Конечно! Иан, если бы ты хотя бы поговорил, то понял бы сразу, что oн не смог бы! Ты знаешь, какой он заботливый? Да он мне пироженки в обед таскал, когда я забывала поесть. Он за меня домашку по физике делал и целый день под окнами больницы торчал, когда у нас практика по хирургии была… Не знаю, зачем радиотехникам нужна была хирургия, но зачет мы целый день сдавали, а на улице мороз был тридцать градусов, и Макса в больницу не пустили. Так он на крыльце ждал, пока я приду… а я уколы делать боялась. Иан! Я ведь его всю жизнь знаю, он бы никогда. Понимаешь? Никогда! Он и мухи не обидит… Нет, не верю.
Иан нахмурился. Вo время моего монолога он терпеливо слушал, не перебивал, а сейчас отвёл бжаавйе глаза в сторону и с горечью в голосе произнёс:
— Правильно, кто я такой, чтобы ты мне верила на слово. А если он сам тебе об этом расскажет, поверишь?
— М-макс? — вскинулась я.
— Макс, — скривившись, ответил Иан. — Ему ты поверишь?
Я радостно улыбнулась.
— И сразу же извинюсь перед тобой за то, чтo незаслуженно обидела. Я ведь думала, что ты говорил с ним. А теперь сразу вижу — не говорил. Да ты сам всё поймешь, как только увидишь его.
Он молча кивнул и подтолкнул меня к машине.
— Мы что, на этом поедем? — ужаснулась я. — С Люсенькой?
— А ты предлагаешь её тут прикопать, пока есть такая возможность? — проворчал Иан. — Конечно с ней. Куда нам её деть? Особенно сейчас, когда твоя любимая подружка попыталась угнать мой джип и разбила его ко всем чертям.
Я охнула и бросила на Иана виноватый взгляд. «на не моя подружка», — хотела сказать я, а вместо этого пробормотала:
— Ну, у неё, наверное, был веский повод, чтобы так поступить.
— И этот повод с утра, думаю, к психиатру пойдёт, — ар открыл мне заднюю дверцу автoмобиля и подождал, пока я заберусь внутрь. — Не каждый день покойные подружки его на чёрном джипе переехать пытаются.
Я удивлённо посмотрела на Дашку, но та насупилась, как промокший воробей и сидела, отвернувшись к другому окну.
— Люсинда, — Иан опустился на сидение рядом с водительским. — Гони к Следственному изолятору. Раз уж ты всё равно здесь, поработаешь немного нашим шофером, ладно? За бензин я заплачу, если надо.