Музей разочарований
Шрифт:
— Всё нормально, — произнесла я таким голосом, что сразу стало понятно, что ничего не нормально.
— Ну, если ты хочешь это обсудить...
— Не хочу.
— Хмм... Сегодня моей любимой девочке явно не хватает любви, — усмехнулся он.
Я закатила глаза, молясь, чтобы этой фразой он исчерпал свои запасы «юмора от папы» на ближайшие пару недель.
— Кстати, тебя искала мама.
Я хотела было съязвить, что наша квартира настолько огромная и меня можно в ней потерять, но вовремя прикусила язык.
Какой же гадиной я себя чувствовала!
Чтобы поднять себе настроение, я достала свой любимый стакан с рисунком мальчика,
Сидя рядом с отцом и слушая, как он с закрытым ртом напевает мелодию какого-то классического произведения, я решила, что мне нужно поменять точку зрения. Ну и что, что я не пойду на свидание ни с Китсом, ни с кем-либо другим? И не важно, что на Осенний фестиваль мне тоже не с кем пойти. Зато у меня есть вкуснейшее какао и целая суббота в одном из лучших городов мира. Я могу, например, пойти в Мэт[6] и почитать у бассейна в храме Дендур[7]. Или могу купить сэндвич в «Челси Маркете» и почитать в парке Хай-Лайн. Кому нужны парни? Или друзья? У меня есть Нью-Йорк и электронная книга с полным собранием сочинений Джейн Остин. Что еще нужно обычной девчонке?
— Пэн, вот ты где! — Мама стояла в дверном проёме, прижимая к груди чашку с чаем. Она всегда мерзла, даже в солнечное сентябрьское утро. — Когда пойдешь на фестиваль, не забудь захватить сумку, которая стоит возле двери. В ней платок, что я связала для «молчаливого» аукциона. Ты его видела? Получилось неплохо.
— Платок должен уйти с молотка как минимум за 800 долларов, Джейн, — предположил отец, хотя, как я и думала, совершенно ничего не смыслил в этом.
— Я не пойду.
— Почему? — спросила мама.
Словно напоминая, что я уже на две минуты дольше, чем нужно, размешивала какао, ложка громко стучит о стакан.
— Не хочу.
— Эф и Одри, наверное, расстроятся?
— У них другие планы, — ответила я, и мне снова стало обидно.
— Вот оно что, — сказала она, будто это всё объясняло.
Мама обо всем догадалась, но я была не в настроении обсуждать с ней эту тему. На самом деле мне вообще не хотелось обсуждать это с кем-либо.
Я представила себя мерзкой, морщинистой девяностопятилетней старухой, которая живет в ветхом доме престарелых с отвратительными желтыми стенами и орет «Не смей меня об этом спрашивать!» каждому, кто посмеет со мной заговорить. В моей голове эта картина выглядела очень правдоподобной.
— Может, не будем об этом? — спросила я.
— Мы с папой собираемся на Лонг-Айленд наблюдать за птицами.
Я едва удержалась, чтобы не съязвить.
Готова поспорить, что родители Эфа не тратили время на что-то настолько скучное и неинтересное. Они скорее гуляли по галереям «Челси» или посещали новую выставку костюмов в «Мэт».
— Ты всегда можешь пойти одна. Наверняка там будет кто-то из твоих знакомых.
В её голосе я услышала желание помочь и надежду. Мама любила меня больше, чем кого бы то ни было на земле, возможно, даже больше, чем папу, но в этот раз из-за ее беспокойства я чувствовала себя жалкой, что злило и раздражало, поэтому я сорвалась на крик.
— Я же сказала, что не хочу идти!
Мама вздрогнула, папа оторвался от газеты.
— Я не хочу... — Я осеклась.
Родители снова смотрели на меня, как на четырехлетнего ребенка, потому что именно в этом возрасте я последний раз повышала на них голос
Мой внутренний монстр исчез, а на его место пришел стыд, расставляя всё по местам.
—
— Да, — коротко ответила мама. — Спасибо.
Я потопала наверх, чтобы принять душ и более-менее привести себя в порядок.
* * *
Через четыре часа я оказалась в холле школы, где и оставила собранную мамой сумку (президент АУР[8] сказал, что торги можно начать с 75 долларов). Я вышла на улицу, и осенний ветер донес до меня звуки карнавала.
Вместе со звуками ветер принес и запах торта «Муравейник», от чего мое сердце совершило сальто и замерло в предвкушении порумяненного теста и сахарной пудры. Можно же быстренько пробежаться по рядам фестиваля, всего один кружок по одному блоку, а потом отправиться в Центральный парк и почитать? Я всё еще винила себя за то, что накричала на маму, и это казалось вполне приемлемым наказанием. Во всяком случае, я могла бы сказать, что неплохо провела время.
На входе меня чуть не сбили с ног две девочки в одинаковых красных кедах, мамы почти в унисон просили их не бегать. Потом мальчик, рот которого был весь в сахарной вате, оббежал меня кругом. Какой-то папаша одной рукой толкал коляску, а в другой держал огромного плюшевого льва. Ребенок в коляске спал, запрокинув голову, рот был открыт, а лицо было заплаканным.
Я прошла мимо аттракциона с метанием колец, главным призом в котором была золотая рыбка, и стенда, где продавали какое-то невероятное количество носков с эмблемой США. Мне вспомнился год, когда нам было по 9 лет, и Эфа стошнило после поездки на Скрэмблере (два съеденных перед поездкой хот-дога оказались лишними), а потом нас с Одри стошнило за компанию, и моим родителям пришлось увезти трех ревущих детей домой. Как-то потом я выиграла сертификат в кондитерский магазин в игре «Убей крота». Моя мама отвела туда нас троих, и мне показалось, что умерла и попала в рай.
Я наблюдала за счастливыми детишками, слушала карнавальные песни и только тогда поняла, как мне не хватает Эфа и Одри. Я сама себе напоминала дом с привидениями: пустой и заброшенный.
Чтобы успокоиться, я нащупала в сумке электронную книгу. Развернувшись, я собралась уйти, но тут мой взгляд упал на небольшой складной столик, втиснутый между кабиной для аквагрима и информационным дисплеем о лыжной команде. На краю стола виднелась аккуратная надпись:
РАЗГОВОР С МЕРТВЫМИ ПОЭТАМИ!
1$ за звонок
ЖИВИ ОДНИМ ДНЕМ!
ЛОВИ МОМЕНТ!
ПОГОВОРИ С ВЕЛИКИМИ!
(все доходы идут в фонд « Nevermore »)
Я подошла ближе. Посередине стоял старый дисковый телефон, а рядом с ним чашка с двумя одинокими долларами на дне.
Мне показалось, что я узнала парочку, стоящую позади стола. Я была почти уверена, что это старшеклассники из моей школы. Девушка была невысокой и фигуристой, явной фанаткой рокабилли[9]: огненно-красные крашеные волосы, футболка с надписью «SchoolhouseRock» и супер-темные очки в стиле Бадди Холли[10]. У парня на голове был ирокез, а выражение лица каким-то надменным. Этим он мне напоминал второстепенного злодея из фильма «Шедевр». Его взгляд не отрывался от старой, потрепанной книжки с поэзией Э. Э. Каммингса.