Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель
Шрифт:
Смена курса после смерти Сталина порождала надежды на появление новых принципов советской высокой моды. Ведь даже сам новый лидер внешне резко отличался от «отца всех народов». Сталин был суровым, аскетическим, волосато-усатым идолом в застегнутом на все пуговицы мундире. Хрущев выглядел иначе – мягкий, толстый, лысый, круглый, он часто надевал рубаху с расшитым воротом. Это расслабляло и располагало к нему. Однако прогрессивность нового руководства страны в вопросах моды была не только дозированной, но и ограниченной. На изменения повседневности оно, по меткому выражению П.Л. Вайля и А.А. Гениса, смотрело с позиций номенклатурных начальников «в душных костюмах черного бостона», традиционных для эпохи сталинизма (Вайль, Генис 1996: 221–222). И это непросто метафора. Личный переводчик главы советского государства В.М. Суходрев описывал свое изумление, испытанное при первой встрече в 1956 году с «ожившими портретами» – Хрущевым, Маленковым, Кагановичем, Молотовым. Особенно поразило то обстоятельство, что «все они
Яркий пример «хорошо одетого советского человека» являл собой Ф.Р. Козлов, руководивший в 1950-е годы партийной организацией Ленинграда. Многие запомнили его идеально отутюженный бостоновый двубортный синий костюм с широкими брюками, белую рубашку с черным галстуком, на котором выделялась золотая с бриллиантом заколка, завитые волосы и ногти, покрытые лаком. К показному шику стремились и «звезды» советского искусства, взлет карьеры которых совпал с периодом имперского сталинизма. С вызывающей роскошью одевалась примадонна ленинградской оперетты Л.А. Колесникова. Современники вспоминали фурор, произведенный актрисой, пришедшей на гастрольный спектакль труппы из Венгрии «в длинном черном туалете, с собольей накидкой на плечах, с чудным колье» (Белова-Колесникова 1999: 38).
Представители нового поколения советских людей, особенно молодые интеллектуалы, тяготились помпезными и к тому же дорогими вещами, которые у них ассоциировались с представителями сталинской номенклатуры. Первыми культурологическую подсказку в выборе манеры одеваться предложили трофейные фильмы. Наиболее неискушенные удовлетворились гавайскими рубашками, пестрыми носками и галстуками с пальмами и обезьянами. Однако яркие одежды стиляг, несмотря на их внешнюю протестность, не всегда отвечали потребностям людей с развитым вкусом, которые ориентировались на кинопроизведения, более достойные в художественном плане и, соответственно, представлявшие более сдержанные образцы одежды.
Заклейменный в свое время как ленинградский стиляга номер один В.А. Тихоненко вспоминал, что в его гардеробе не было ничего попугайского. Носил он в середине 1950-х годов «простенькие, но очень красивые костюмы… хорошего цвета… английское пальто ратиновое». Такую одежду В.А. Тихоненко увидел в трофейном фильме «Облава» (Тарзан в своем отечестве 1997: 24).
Еще более значимым для формирования нового облика мужчины стал фильм «Мальтийский сокол», снятый режиссером Дж. Хьюстоном по роману Д. Хеммета и вышедший на мировые экраны в 1941 году. Этот фильм называли родоначальником «детективных черных кинороманов». Знаменитый историк кино Ж. Садуль писал: «Преобладающими персонажами в фильмах этого жанра были: сыщики, аристократы… красивые женщины и старые пьяницы, всеми презираемые и циничные; сюжетами служили: незаконная любовь, влекущая за собой преступление и наказание; пьянство – единственное средство избавиться от тоски и жизненных нужд. <…> Особенно модным этот жанр стал после войны» (Садуль 1957: 328). «Мальтийский сокол» хорошо воспринимали люди из так называемого «потерянного поколения», изверившегося в социальных идеалах. Почти детективный сюжет фильма – поиск уникальной статуэтки мальтийского сокола – разворачивается в Америке на фоне Великой депрессии 1930-х годов. Главный герой – частный детектив Сэм Спейд, в роли которого снялся артист Хамфри Богарт. Его герой живой человек: умный, довольно циничный, но никогда не отступающий от своих принципов и лишенный позерства.
Е.Б. Рейн откровенно признался в своих воспоминаниях, что «изучал моду по кинофильмам, пытался подражать Хемфри Богарту», «Мальтийский сокол» смотрел «несколько раз, обращая внимание на детали и аксессуары» (Рейн 1997: 276). В фильме преобладали вещи в так называемом гангстерском стиле, сдержанно элегантном: строгие костюмы, белые рубашки, щегольские шляпы. Этот стиль сформировался в Европе и США уже в конце 1930-х – начале 1940-х годов. Но в Советском Союзе так одеваться стали лишь в середине 1950-х.
В 1950-х годах в СССР познакомились и с книгами Э. – М. Ремарка. Их герои, непохожие на ходульные образы литературы соцреализма и явно отличные от Тарзана, привлекали многим, и в частности элегантной сдержанностью и изысканной небрежностью в одежде. Читающая часть молодого поколения в СССР в конце 1950-х годов явно хотела подражать персонажам романа «Три товарища». Некое подобие этому произведению создал в 1959 году В.П. Аксенов, на долгие годы изменив в ментальности советских людей представления об отстраненной холодности и академичности термина «коллеги». Именно так называлась первая аксеновская повесть о молодых мужчинах конца 1950-х годов, находящихся в процессе самоидентификации. В модных пристрастиях героев литератор не отмечает стремления к вещам стиляжного пошиба. И Зеленин, и Максимов, и Карпов в официальной обстановке считают необходимым появляться в костюмах. Собираясь на свидание с любимой, «Алексей заметался, вытаскивая из чемодана свежие носки, освобождая от газетной оболочки висевший на стене костюм и одновременно пытаясь взболтать пену в мыльнице» (Аксенов 2005: 89). Позиция же главного положительного героя Зеленина в вопросах моды вообще категорична:
– Да
Зеленин поднял голову:
– Вы пойдете без костюмов? Не в свитерах же!
– Тю! Здесь не пускают без фраков?
– Пускать-то пускают, но неловко же будет самому.
– Да, сгорю от стыда.
Саша неожиданно обиделся:
– Значит, если периферия, можно никого не смущаться? Разве в Ленинграде ты пошел бы на танцы в лыжных ботинках? (Аксенов 1964: 207).
Любопытно, что в постперестроечных изданиях «Коллег» этот диалог сокращен до минимума: изъята моралистическая риторика Зеленина (Аксенов 2005: 178).
Речь здесь идет явно не о костюмах из эпохи сталинского гламура, которые вызывали законное отторжение у молодого поколения, воспринявшего идеи десталинизации. Уже в первой своей повести В.П. Аксенов делает «добротный и монументальный» стиль мужской одежды признаком не только архаизма, но даже социальной аномальности. «Черную тройку», то есть костюм с жилетом, автор предлагает в качестве одежды для в целом симпатичного ему, но явно несовременного отца Зеленина; в «новом синем костюме» появляется антипод основных героев жуликоватый и вороватый Столбов (там же: 18, 83). В наиболее яркой форме отрицательное отношение В.П. Аксенова к «сталинскому гламуру» проявляется в описании внешнего вида бандита Бугрова, пытавшегося убить Зеленина: «Он расставил ноги в хромовых сапогах, смятых в гармошку, и повел мутным взглядом вдоль стен. Из-под низко натянутой на глаза кепочки – „лондонки“ набок свисала золотистая челка. Шевелилась гладко выбритая, юношески округленная челюсть, елозила в зубах мокрая папироска. На Федьке был синий костюм отличного бостона. Распущенная „молния“ голубой „бобочки“ открывала ключицы и грязноватую тельняшку» (там же: 103). Этот костюм представлял собой смесь «криминального шика» 1940-х годов и элементов «сталинского гламура», одинаково неприемлемых для детей ХХ съезда, коими, несомненно, являются герои «Коллег».
Западные образцы высокой моды пленяли и советских женщин, опять-таки благодаря в первую очередь киноискусству. После появления в 1950-х годах на экранах французских и итальянских, а также латиноамериканских кинофильмов, многие в СССР пытались подражать кинодивам, одетым еще в стиле нью-лук, вошедшем в моду в 1947 году. Для стиля Кристиана Диора были характерны мягкие линии, широкие довольно длинные юбки, рукава-кимоно. Одной из самых популярных актрис и, соответственно, кумиром модниц, была аргентинка Лолита Торрес, ставшая известной по фильмам «Возраст любви» и «Жених для Лауры». Даже в знаковой повести начала 1960-х годов – «Звездном билете» В.П. Аксенова – любимая девушка главного героя Димки Галя копирует манеры зажигательной латиноамериканки: «Что это вы задумали? – сердито спрашивает Галя и, как Лолита Торрес, упирает в бока кулаки» (там же: 210). В стиле нью-лук в начале оттепели стали работать Общесоюзный дом моделей и модельеры в других городах СССР. Ленинградский дом моделей, например, за один только 1954 год разработал 1500 фасонов в основном женского легкого платья и верхней одежды (Ленинградская правда 1955а). Женственная линия начала господствовать в официальной советской моде: вспомнить, например, сценические костюмы Л.М. Гурченко в фильме «Карнавальная ночь». Нью-лук пришелся по вкусу власти. Принципы конструирования одежды в данном случае не противоречили канонам сталинского гламура: пышные диоровские платья вполне сочетались с массивными бостоновыми костюмами. Очевидная «буржуазность» нового стиля, даже в послевоенной Франции считавшегося символом расточительности и аполитичности, во внимание не принималась. Господство силуэта нью-лук отмечено и в художественной литературе второй половины 1950-х годов. В диоровском духе одета Инна, будущая жена главного героя книги В.П. Аксенова «Коллеги»: «На девушке было светлое платье, узкое в талии, а книзу колоколом. Зеленин впервые видел такое платье» (Аксенов 2005: 23). Юбка колоколом есть и в гардеробе Галки Бодровой из «Звездного билета» (там же: 251). Советская высокая мода навязчиво рекомендовала женщинам разнообразные платья в «клешеном стиле», требующие нижних юбок. При этом в 1957 году журнал «Работница» предлагал своим читательницам в качестве бесплатного приложения выкройку нижней юбки – в магазинах такие юбки купить было невозможно.
Если в советской архитектуре отказ от пышности и роскоши произошел в середине 1950-х годов, то в сфере одежды «десталинизация» начала разворачиваться лишь на рубеже 1950–1960-х годов.
В мировой моде в это время уже преобладала тенденция упрощения и либерализации. Женский стиль на Западе определяла Коко Шанель. Юбки и свитера, комплекты «двойки» – джемпер с короткими рукавами и жакет из той же пряжи с длинным рукавом, прямые или плиссированные юбки, платья рубашечного покроя – все удобное, простое, лаконичное. Стремительно не только укорачивались женские юбки, но и суживались мужские брюки и лацканы пиджаков. Это вполне отвечало и духу перемен в СССР при Хрущеве. Но представители советской высокой моды осваивали новые тенденции в одежде очень медленно. В 1959 году художники ЛДМ по-прежнему предлагали женщинам носить на службу платья-сарафаны с широкими юбками, а в праздники – «бальные платья вместе с нижней юбкой» (ЦГА СПб 7384, 37в: 279). Тогда же продемонстрированные в США советские модели одежды вызвали шумиху своей показной роскошью.