Музыка и музыканты

Левашева Галина Яковлевна

Ляг, прикорни да усни, родимый...

Снова смерть вызывает метель, снова вихревой, вьюжной становится музыка аккомпанемента. Пусть взобьет метель мужику снежную перину, укроет, как младенца, пуховой, холодной пеленой...

Спи, мужичок, старичок, счастливый,

Лето пришло, расцвело...

Тот же напев, только теперь в нем слышны интонации колыбельной

песни. Исчез ритм трепака... Бедняга успокоился навеки.

Кто знает, может быть, так-то и лучше, чем гнуть спину на барских полях за побои да горьким вином «сластить» и без того горькую жизнь.

Снова звучит затаенный жуткий пляс. Совсем чуть-чуть, как напоминание... И, как вначале, мертвенные, застывшие тянутся звуки. Эту картину нам рисует теперь только рояль. А в голове проносится: «Лес да поляны... безлюдье кругом». Улеглась метель. Снова тихо, пустынно. Засыпало снегом замерзшего мужичка; никто о нем и не вспомнит... «Лес да поляны... безлюдье кругом».

На грампластинке, которую мы только что проигрывали, написано, что это «Трепак» из цикла Мусоргского «Песни и пляски смерти». Мусоргский! Великий певец народного горя. Теперь понятно, почему так гениальна, так выразительна музыка.

Конечно, это произведение совсем не похоже на те песни, с куплетами и припевом, которые вы так хорошо знаете и поете. Такую «песню» может исполнить только настоящий музыкант, певец-профессионал, и очень хороший аккомпаниатор.

Но ведь мы с вами и говорим сейчас о серьезной камерной вокальной музыке, о произведениях, которые созданы для того, чтобы вы их слушали.

А песни массовые, песни-марши, песни лирические и другие написаны для того, чтобы их могли петь все.

Вот, например, ваши, пионерские песни. Создавая их, композиторы думают о том, чтобы мелодии этих песен легко запоминались, чтобы петь вам было легко и приятно; и так как вы не профессиональные певцы и большинство из вас специально музыкой не занимается, то, значит, и песни эти должны быть не такими сложными, как «Трепак» Мусоргского или другие камерные концертные песни.

Итак, мы сказали, что «Трепак» совсем не похож на обычную песню. Скорее, это музыкально-драматическая сценка, хотя ее и исполняет один человек.

«Музыкально-драматическая». Ну-ка, подумайте теперь, каким словом можно заменить это определение. Ведь со словом «драма» у нас связывается еще одно — «театр», не так ли?

Ну, а пока — до следующей встречи, которая состоится именно в музыкальном театре.

Вечер третий

„СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ“

Медленно, постепенно гаснут люстры большого театрального зала. Теперь уже только из оркестровой ямы льется мягкий таинственный свет. Все замерли, приготовились, ждут. Тяжелый расписной занавес, закрывающий сцену, кажется каким-то особенно неподвижным — не дрогнет, не шелохнется, словно тоже ждет.

В музыкальном театре есть такой момент, который отличает этот театр от всех других театров на свете, — коротенькая, совсем коротенькая пауза перед выходом дирижера.

Всех, кто находится сейчас в зале, в оркестре, на сцене, объединяет одно состояние — ожидания. Ждут зрители, ждут оркестранты; за занавесом, как в живой картине, в тех позах, с которых они должны начать спектакль, замерли артисты. Еще мгновение — и начнется сказка.

Она начнется еще до открытия занавеса, и даже до того, как зазвучит оркестр. Смотрите! В оркестровой яме по проходу между пультами идет человек. Думаете, дирижер? Нет, сегодня это великий сказочник. Вот сейчас он поднимет свою волшебную

палочку и вызовет доброго духа — Музыку.

И Музыка взовьет вверх занавес, завертит прялки трех сестер из тмутараканского Салтанова царства, оживит злую бабу Бабариху...

Внимание! Слушайте.

Это играют трубы. Так начинается «Сказка о царе Салтане» — опера Римского-Корсакова по сказке Пушкина.

Три девицы под окном

Пряли поздно вечерком.

Крутятся прялки на сцене, а оркестр передает их монотонное, однообразное жужжание. Вот средняя из трех сестер остановила на минуточку прялку и запела песню:

«Я в воскресный день куделюшку купила...»

«А домой пришла под лавку положила», —

подхватила старшая сестра. И снова завертелись, зажужжали прялки, аккомпанируя песне сестер.

В сторонке — баба Бабариха гладит черного кота и не налюбуется на сытых, нарядных старших сестер:

Через силу не пряди,

Дней ведь много впереди...

Голос у Бабарихи грубый, низкий, а сама она — чистая ведьма, злющая, коварная, невзлюбит кого — берегись! Вот завистливые, ленивые и глупые сестры ей по душе. Любо-дорого смотреть, как они помыкают своей младшей сестрицей. Та и печь топит, и воду носит, а сестры орехи щелкают да выхваляются друг перед другом.

В жизни бывает: встретятся на улице две кумушки-сплетницы. Посмотреть на них — вроде бы и разные: у одной глаза голубые, у другой — карие, у одной две косы, туго заплетенные, ленточками завязанные, другая — коротко стриженная, а может быть, и с «конским хвостом». А вот говорят они почти одно и то же. Слова у них какие-то одинаковые, серые, неинтересные. Журчат кумушки, словно реченька, а слушать невозможно — скучно.

Так и эти сказочные сестры; вслушайтесь в их музыку: голоса у сестер немножко разные — у одной голос пониже, у другой — повыше, а вот музыка у них почти одинаковая — коротенькие, быстрые мелодические фразочки.

Уж так-то они довольны собой, так-то счастливы — и красавицы-то они, и умницы, и мастерицы, каких свет не видывал. Да еще Бабариха поддакивает:

Вы невесты сущий клад.

Вас сам царь посватать рад.

А царь тут как тут (так ведь всегда в сказках бывает). Вы его не видите? Действительно, его еще нет на сцене. Но прислушайтесь к музыке... Совсем другая музыкальная фраза. Она напоминает начало марша. Правда, марш этот звучит немножко комично; какой-то он «невсамделишний», «нарочный». Но ведь на то и сказка. В сказке всегда о царях отзываются не очень-то лестно.