Музыка и музыканты

Левашева Галина Яковлевна

Прибыл долгожданный гонец. Еле на ногах стоит, плетет спьяну, сам не знает, что. Переглядываются Бабариха с сестрами. Вот оно! Пришло их время.

Думные дьяки по складам, спотыкаясь на каждом слове, начинают читать царское послание. И музыка вместе с ними словно спотыкается, тяжело ворочаются какие-то неуклюжие аккорды в оркестре.

Царь велит своим боярам,

Времени не тратя даром,

И царицу и приплод

Тайно бросить

в бездну вод.

Всполошился народ, заплакала, запричитала Милитриса, растерялись слуги и бояре: «Как прочли-то? Уж не вздор ли?»

«Мы и то глаза протерли», — оправдываются дьяки.

Совсем было порешили ждать царя, чтобы подтвердил свой приказ, да Бабариха на них набросилась: «Бунт, крамолу завели! Слово царское — закон!» И настояла на своем проклятая ведьма. Прикатили бочку. Прижала к себе сына Милитриса, плачет, жалуется на судьбу свою несчастную. И в музыке слышится причитание, плач.

Подошла Милитриса к берегу, к волне обратилась, просит волну не погубить ее с царевичем. Заплескались волны, ждут своей добычи — не понять, слышали они просьбу Милитрисы или нет. Правда, музыка спокойная, добрая, — может быть, и сжалятся волны. Глухо рокочет оркестр, разливается жалобным плачем голос Милитрисы, а Бабариха ворчит про себя: «Жди, послушает тебя сердобольная волна».

Жалко людям молодую царицу и царевича, но ничего не поделаешь:

В бочку с сыном посадили,

Засмолили, покатили

И пустили в Окиян —

Так велел-де царь Салтан.

Заплескались синие волны, захлестнули бочку; и поплыла она по морю. Вслед ей несутся причитания и плач народа да хихиканье сестер. Добились своего, уморили ненавистную сестрицу.

Под мерный плеск волн опустился занавес. В зале зажегся свет. Первое действие кончилось.

В антракте

Пока длится антракт, давайте поговорим о том, что мы видели и слышали.

Слушаем мы с вами оперу. А что это такое?

Ну, прежде всего это театральное представление. На сцене происходят какие-то события; участников этих событий изображают актеры. Декорации, костюмы, свет — все это, как в любом другом театре, например, в знакомом вам всем, конечно, и любимом вами ТЮЗе.

Чем же отличается этот спектакль от спектаклей драматического театра? Тем, что он музыкальный. Главное в нем — музыка. Ей подчинено все. И дело не только в том, что актеры, вместо того чтобы говорить, поют. Все, что происходит на сцене, раскрывается и в музыке.

У нас с вами уже повелось хоть ненадолго заглядывать «в глубь веков», чтобы посмотреть, как же все начиналось. Вот и сегодня мы совершим небольшую экскурсию в эпоху Ренессанса, или, говоря по-русски, в эпоху Возрождения.

Откуда взялось это название? Почему «Возрождение»?

Значит, что-то умирало, если возродилось вновь?

Да, умирало искусство.

Когда-то, в очень далекие времена, в Древней Греции, в Древнем Риме искусство стояло очень высоко. До наших дней сохранились великолепные скульптуры, барельефы, вазы с тончайшими росписями, греческие и римские стихи и трагедии и даже некоторые нотные записи, которые удалось расшифровать, хотя и с большим трудом: нотные знаки (так же как и алфавит) были тогда совсем другими.

Искусство древних было очень прочно связано с жизнью, с реальной действительностью. Даже боги, изображенные древними скульпторами, выглядели просто как очень красивые, сильные и смелые люди, и только некоторые детали одежды или предметы в руках у этих женщин и мужчин (стрелы у Зевса, лира у Аполлона и так далее) говорили о их принадлежности к сонму богов.

Долгие века совершенствовалось, развивалось это искусство. И мы до сих пор восхищаемся высоким мастерством древних.

Но наступило время, когда это прекрасное искусство умерло. Его убила церковь.

Как вы, конечно, знаете из истории, в средние века католическая церковь была поистине всемогущей. Ей было подвластно все: политика, культура, искусство. Лучшие художники, музыканты, архитекторы вынуждены были служить своим искусством церкви^[4].

Святые отцы преследовали всякое «светское», не церковное, искусство. Ничто не должно было напоминать о том, как прекрасна жизнь, — ведь церковь доказывала, что истинное блаженство возможно только на небе. Поэтому полнокровное, жизнеутверждающее искусство древних было им особенно ненавистно.

Но жизнь не может уйти из искусства навсегда. Пришло время, и она снова заявила о себе.

Если вы когда-нибудь, проходя по залам Ленинградского Эрмитажа, вспомните о нашем разговоре и захотите наглядно увидеть, как оживало искусство, то поднимитесь по лестнице, которую называют Советской, и поверните не налево, в роскошный Павильонный зал, а направо, в залы итальянской живописи.

В первом зале вы увидите бесконечных мадонн с застывшими, будто вырезанными из дерева лицами. Плотные тяжелые одежды совершенно скрывают фигуру божьей матери; только кисти рук деревянными дощечками выглядывают из-под каменно-неподвижных складок покрывала. Холодный и безжизненный золотой фон еще больше подчеркивает их нереальность, неестественность. Так писали художники средневековья.

Теперь идите дальше. Даже если вы не будете подолгу задерживаться в каждом зале, а просто пройдете через всю анфиладу комнат и хотя бы бегло взглянете на картины, вы увидите, что на ваших глазах будут совершаться чудеса. Художники словно передают друг другу какой-то неугасимый огонек, который постепенно, от картины к картине согревает и оживляет людей, природу.

Это пока еще тоже главным образом мадонна, Христос и разные святые. Но посмотрите, — они все больше и больше становятся похожими на обычных живых людей. Выразительнее становятся их лица, легче и мягче — одежды. Нежной любовью наполняются глаза мадонн. Теперь уже это просто женщины, матери, то грустные, то счастливые, то озабоченные.