Музыка на иностранном
Шрифт:
А в его, Кинга, глазах Энни вновь стала загадочной и интересной, словно окутанной флером тайны; совсем как тогда, в музее, когда он впервые увидел ее с группой школьников. От него не укрылось, что ее равнодушие к нему, ее беззаботный тон — лишь притворство. Ему доставляло особое удовольствие говорить с ней как с просто знакомой, одновременно смакуя воспоминания о ее теле — о формах, запахах, ощущениях.
Он не собирался ворошить прошлое, тему подняла Энни:
— А мы сможем забыть все, что было, и стать просто друзьями?
— Да я уже и забыл, — сказал Кинг.
Он не хотел сделать ей больно. Но его ответ очень ее
— Мне тебя не хватает. Иногда я скучаю, — сказала она.
Энни была из тех женщин, которые пытаются залечить прежние душевные раны тем, что открываются для новых ударов. Кинг ответил, что ему тоже ее не хватает, и они сошлись на том, что им было очень неплохо вместе.
Но Энни на этом не остановилась:
— Мне было так хорошо с тобой, Чарльз. В смысле, в постели.
Эти слова были ошибкой. Если она пришла к Кингу не за тем, чтобы отправиться с ним в постель, к чему было говорить такое?
Когда она спала с Робертом в первый раз, ее поразила его осторожная, робкая нежность. Сейчас она уже засомневалась: может быть, это значит, что она ему не особенно и интересна. К тому же ей казалось, что когда Роберт спит с ней, он думает не о ней, а о ком-то еще. И ее мысли тоже начинали блуждать, она представляла себе вместо Роберта совсем других людей. Прошлой ночью, когда они с Робертом занимались любовью, она думала о Чарльзе.
А Чарльза сейчас занимал вопрос, который раньше как-то не имел для него значения: нравится ли ему Энни? Когда они спали вместе, это было не важно. Но сейчас она предлагала ему стать друзьями — а это уже совершенно другое дело, намного серьезнее. Сегодня она пришла под предлогом вернуть ему книгу, а на самом деле — чтобы вытянуть из него признание, что ему ее не хватает; не значит ли это, что ей присуща некоторая стервозность, на которую он раньше просто не обращал внимания? Ему казалось, что она с ним заигрывает — может быть, потому, что она просто не знала, как еще можно вести себя с ним. Он забеспокоился — не за себя, за Роберта. Он хоть сам понимает, во что его втягивают?
Она подошла и села рядом. Спросила, как идут дела, как работа, как музыка, с кем он сейчас встречается.
Кинг не занимался сексом уже несколько недель. Сейчас, когда Энни села так близко, ему вдруг стало обидно. Он напомнил себе, что когда ее тело утратило для него все свое очарование, он преспокойно спал с ней в одной постели, просто спал рядом, и все. И тут же ему представилось ее тело — и интерес к нему расцвел снова, потому что теперь это было лишь воспоминание. Теперь ему было странно и непонятно, как можно было лежать рядом с ее наготой, и не повернуться, не сжать ее в объятиях. К обиде прибавилось возбуждение. Эти два чувства терзали друг друга, как звери в яростной драке.
Он заговорил о Роберте, о том, какой он замечательный музыкант. Энни согласилась — да, замечательный, но именно тут Чарльз и понял, что она не любит Роберта. Когда она заговорила о нем, она едва сдержала вздох. Да, он ей нравился, она им восхищалась — и явно ему доверяла. Может, она уже даже решила, что хочет быть именно с ним. Но Чарльз ясно видел, что истинной страсти в ее отношении к Роберту нет.
— Он тебе очень подходит, — сказал Чарльз. — По-моему, как раз такой мужчина тебе и нужен.
— Ты о чем? — Она чуть отодвинулась, чтобы
— Ну, видно, что ты теперь счастлива.
— Разве? — Чарльз говорил именно то, что она хотела услышать, — и поэтому она сразу засомневалась, а так ли это. Да, сказала она, теперь она счастлива.
Она сидела так близко, что касалась его ногой. На ней были ужасные синие брюки.
Чарльз понимал, что она откровенно им манипулирует; она села слишком близко — да и весь этот разговор о прошлых чувствах… он заранее знал, что она ему скажет и какого ответа ждет. Все было так предсказуемо. Если он сейчас положит руку ей на колено, она отодвинется, подожмет губы и сухо попросит «держаться в рамках». Может, за этим она и пришла: чтобы его спровоцировать и тем самым дать себе возможность отвергнуть его так же, как он отверг ее.
Судя по всему, говорить о Роберте она не хотела — разговор то и дело возвращался к тому, что было в прошлом. Между Энни и Чарльзом. Он вдыхал запах ее духов и наслаждался тем флером тайны, что привлек его тогда, в музее, в их первую встречу, и одновременно — своим возбуждением. Потому что его все-таки возбуждали ее тщетные заигрывания. Она все говорила и говорила. Вот она притронулась к его руке, а вскоре ее пальцы уже постукивали по его колену, отбивая ритм слов.
Когда именно Кинг понял, что она не станет возражать, если он положит руку ей на колено? Когда он понял, что они неизбежно окажутся в одной постели? Уже потом, размышляя об этом, он пришел к выводу, что ее манерные жесты были тут ни при чем. И ее слова тоже тут ни при чем. Но было мгновение, миг между словами и жестами — краткая пауза, когда ее приоткрытые губы замерли; а он смотрел на ее губы, ее глаза, их головы склонились друг к другу так близко, что он ощутил на лице тепло от ее дыхания — дыхания женщины. Краткий миг тишины. И ему стало ясно: если сейчас он проявит к ней интерес, она его не оттолкнет. Но именно поэтому он не стал ничего делать. Если кто-то и сделает первый шаг, пусть это будет она, а не он.
Этот безмолвный обмен знаками, своеобразный балет предложений и отказов продолжался еще какое-то время; наконец Чарльзу все это надоело. Он посмотрел на часы — уже десять, — встал и сказал, что уже поздно, а ему еще надо работать, кое-что прочитать на завтра. Энни ответила, что да, ей пора, но не сдвинулась с места. Она помолчала и вдруг спросила:
— И все-таки, почему ты хочешь порвать со мной, Чарльз?
Он обернулся и взглянул на нее сверху вниз:
— Я не говорил, что хочу порвать с тобой. Просто, по-моему, наши отношения изжили себя, стали какими-то пресными, что ли, так что нам и продолжать уже нечего. Нет никаких отношений. — Он вновь увидел в ней загадочность новизны, которая буквально заворожила его тогда в музее. Она встала и поцеловала его на прощание.
Кто из них продлил этот поцелуй? Наверное, оба. Ни он, ни она не спешили отпрянуть — и они целовались по-настоящему; это не было дружеским чмоканьем в щечку. Было долгое объятие, давно знакомые ощущения, руки естественно и привычно коснулись тел — охватили талию, плечи; притянули поближе. Знакомые губы, соприкосновение языков — такое невинное удовольствие; да что говорить — самый обычный, банальный поцелуй. Из тех, за которыми не обязательно продолжение. Руки скользнули на бедра. И вот уже — на границу между одеждой и телом. Потом — развязать, расстегнуть.