Музыкальная классика в мифотворчестве советской эпохи

Раку Марина

Эту внутреннюю противоречивость Хубов объясняет, утверждая, что у композитора было здоровое классовое чутье, которое заставляло его приникать к вечному источнику народной песенности:

Глубоко национальное по своему содержанию творчество Баха питается соками крестьянской немецкой песни 211 .

Если уж музыка Баха возникает из песенного источника, то современная культура, разумеется, тоже должна приникнуть к такому источнику. Кроме того, по Хубову, Бах оказывается «революционером», а религиозная «мистика» для него – лишь исторически необходимый «покров». Бах – выразитель плебейского духа, а главное – один из предшественников Бетховена, который, как мы увидим в дальнейшем, в рейтинге советской эпохи почти сразу занял одну из первых (если не первую) строчку:

211

Там же. С. 78.

Таков был Бах, упрямый бюргер, пронесший через мрачную эпоху феодальной реакции под религиозно-мистическим покрывалом революционные традиции буржуазно-плебейского движения, Бах, явившийся в истории музыкального развития необходимым

и основным этапом (подобно Лейбницу и Канту по отношению к Гегелю – в философии) для создания величественных творений Бетховена 212 .

Все это делает Баха «пригодным» для использования советской культурой, в особенности в период, когда его творчество стремятся «присвоить себе» немецкие национал-социалисты:

212

Там же. С. 79.

Социал-фашистская Германия 213 причислила Баха к лику официальных «святых» от буржуазии. <…> Значение Баха для пролетарской культуры – огромно. <…> Критически усваивая колоссальное музыкальное наследство Баха, вскрывая всю его противоречивую двойственность, сознательно отбрасывая именно те «темные» стороны творчества, которые явились необходимым результатом влияния мрачной эпохи Баха, пролетариат широко использует ту могучую действенность скрытых сил буржуазно-плебейского движения, которые лежат в основе творческой деятельности великого композитора 214 .

213

«Социал-фашизм» – официальный термин в СССР 1928 – 1933 гг. для совмещенного обозначения национал-социалистов и социал-демократов в Германии. Был впервые использован председателем исполкома Коминтерна Г. Зиновьевым и последовательно использовался И. Сталиным и другими руководителями ВКП(б). По мнению лидеров Коминтерна, основными силами, тормозящими революционное движение рабочего класса, после 1928 г. стали фашизм и социал-демократия. Эта «теория» (с которой безуспешно спорили Г. Чичерин в СССР и Л. Троцкий в эмиграции) фактически привела к противостоянию коммунистов и социал-демократов в Германии (и даже блокированию коммунистов и национал-социалистов по некоторым политическим вопросам), а это, в свою очередь, стало одной из причин прихода нацистов к власти в 1933 г. Только после начала массовых репрессий против коммунистов и социал-демократов советская пропаганда перестала использовать термин «социал-фашизм» и распространять стоявшую за ним идеологическую концепцию.

214

Хубов Г. К переоценке творчества И.С. Баха. С. 79.

Хубовские характеристики Баха прямо восходят к Энгельсу, который во введении к «Диалектике природы» назвал хорал «Ein feste Burg ist unser Gott» («Господь – наш оплот») «Марсельезой XVI века» 215 , перефразировав выражение Г. Гейне «Марсельеза Реформации», адресованное тому же хоралу 216 . Энгельсовское определение и его идеологическое удобство во многом способствовали живучести этих оценок.

«Борьба» за Баха по необходимости усиливается после 1933 года, когда пришедшие к власти нацисты еще больше идеологизировали как саму историческую фигуру Баха, так и его музыку. В юбилейной статье «Правды» фиксируются основные тезисы, выработанные по отношению к его наследию. Все они сопряжены с современным политическим и идеологическим моментом. В них находят отражение и начавшаяся борьба за «песенность» в советском музыкальном искусстве, и не завершенные еще поиски общих начал музыкального языка с вербальным, и, наконец, открытое противостояние национал-социализму:

215

Маркс К., Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. М., 1961. С. 346.

216

Геине Г. К истории религии и философии в Германии. Кн. I. Пер. А. Горнфельда // Геине Г. Собр. соч.: В 6 т. / Общ. ред. А. Дмитриева и др. Т. 4. Проза 30-х годов. М., 1982. С. 230.

В творчестве Баха отражены отголоски немецкой народной песни. Это – факт, твердо установленный большинством исследователей. Музыкальный язык Баха насыщен оборотами народной речи, интонациями немецкого крестьянина и мелкого горожанина.

<…> Руки прочь от Баха! 217

В 1934 году в свет выходит русский перевод давней монографии А. Швейцера о композиторе, правда, изрядно сокращенной даже по сравнению с более поздним и тоже усеченным русским изданием 1965 года 218 . В предисловии к книге Иванов-Борецкий объяснял:

217

Браудо Е. Иоганн Себастьян Бах. К 250-летию со дня рождения // Правда. 1935. № 79. 21 марта.

218

Первоначально А. Швейцер выпустил свою ставшую классической книгу по-французски в 1905 г., «каноническим» же текстом стало немецкоязычное издание, вышедшее в 1908-м.

Книга Швейцера приобретает сейчас тем большее значение, что в современных на Западе трактовках проблемы Баха нет недостатка в противоположность Швейцеру в подчеркивании и вынесении на первый план конструктивных моментов творчества Баха; такая, «аэмоциональная» концепция Баха тесно связана с так называемым «Юношеским музыкальным движением» в Германии, коренящимся в фашизме, и, конечно, глубоко нам чужда 219 .

Так не только сама музыка Баха, но и интерпретация ее с позиций религиозной символики, разработанная Швейцером – который был, напомню, не только музыкантом и врачом, но и протестантским богословом, – ставится на службу задачам

дня. Об идеологическом значении, которое приобрела «эмоциональная» трактовка баховского исполнительского стиля, свидетельствует эпизод из будней музыкального образования середины 1920-х, рассказанный несколькими десятилетиями позже. Главная героиня его в недалеком будущем станет героиней для всей Советской страны – это знаменитая летчица Марина Раскова (1912 – 1943), один из символов своей эпохи. Ее мать вспоминала, как, будучи ученицей детского отделения консерватории, Марина усердно училась играть на рояле:

219

Иванов-Борецкии М. Предисловие // Швеицер Альберт. И. – С.Бах. Пер. З.Ф. Савеловой / Под ред. проф. М.В. Иванова-Борецкого. М., 1934. С. 2.

<…> все чаще начинаю замечать: Марина без особой охоты садится за рояль. <…> Особенно неохотно играет Баха. Меня это удивляет: еще недавно Марина играла Баха с увлечением. Скоро начинаю понимать, в чем дело.

Молодая учительница, готовившая детей к урокам у профессора, вызывает меня к себе. «Ваша Марина, – говорит она, – играет Баха с выражением, по-своему исполняя его. Сколько я ни объясняю ей, что фуги Баха нужно играть спокойно и бесстрастно, она все равно делает по-своему!» <…> Я не стала влиять на Марину. Мне казалось неправильным приучать девочку к холодному и равнодушному исполнению 220 .

220

Малинина А. Жизненныи путь Марины / Лит. запись М. Яновской. М.; Л., 1954. С. 31.

Отголоски этого спора прозвучат в азартно-полемическом выпаде Г. Нейгауза уже в 1960-х, когда, говоря об исполнении полифонии, он будет отстаивать рациональную красоту и темпераментную логику полифонического стиля в своем анализе бетховенских сонат:

Фугу я воспринимаю как пир ума, оргию интеллекта (так я часто говорю моим ученикам), а именно поэтому она для меня самая подлинная музыка, вовсе не одно лишь интеллектуальное (подразумевается: антимузыкальное!) формалистическое построение <…> Конечно, ума в ней больше, чем пресловутого «чувства», и слава богу, скажу между нами. Но какая сокрушительная духовная энергия, какая фантазия, какое богатство выдумки, какое неслыханное мастерство! Неужели это не музыка?! 221

221

Нейгауз Г.Г. О последних сонатах Бетховена // Из истории советской бетховенианы / Сост., ред., предисл. и коммент. Н.Л. Фишмана. М., 1972. С. 244.

То, что на протяжении нескольких десятилетий в трактовке полифонии возобладала романтическая патетика, связано также и с идеологическими ярлыками формализма и «идейно чуждого» конструктивизма, декларировавшего аэмоциональность или подчиненность эмоций рациональному контролю.

Известная осторожность в идеологических оценках полифонии заставляет настоятельно вписывать творчество Баха при его нерушимой и вполне законной репутации полифониста в контекст проблемы симфонизма. В мировом музыкознании первой половины XIX века принцип симфонизма оценивался как ведущий, наиболее совершенный. Для советского музыкознания «симфоническое мышление» являлось прямым подобием диалектического материализма, игравшего в победившем на советских просторах философском учении основополагающую и всеохватную роль: как вся мировая философия стремится в своем развитии к тому, чтобы достичь вершины диалектико-материалистического метода, так и вся мировая музыка развивается по направлению к симфонизму и должна оцениваться с его позиций. Поэтому провозвестия симфонизма «должны были» найтись и у такого великого композитора, как Бах. В 1950-х годах эти генеалогические «поиски симфонизма» привели А.А. Альшванга 222 к отточенной формулировке:

222

Альшванг Арнольд Александрович (1898 – 1960) – музыковед, пианист, композитор. Окончил Киевскую консерваторию (1920, фортепиано – Г.К. Ходорковский, Г.Г. Нейгауз; 1922, композиция – Р.М. Глиэр, Б.Л. Яворский). С 1919 г. преподавал там же, был начальником первой советской военно-музыкальной школы при Наркомвоенделе УССР, с 1920 г. лектор Высшей военно-политической школы Правобережной Украины, с 1923 г. профессор Киевской консерватории, в 1923 – 1924 гг. преподаватель Литературно-художественного института им. В.Я. Брюсова в Москве. С 1925 г. преподаватель московского Краснопресненского техникума. Концертировал как пианист (1923 – 1931). Действительный член ГАХН (1928 – 1932). Преподавал в Московской консерватории (1930 – 1934). Автор монографических работ по истории музыки.

Эпоха Иоганна Себастьяна Баха и Генделя знала симфонизм как активную силу музыкального воздействия. У Баха в его главных произведениях – «Страстях» и Мессе си минор, в его кантатах, в его сочинениях для органа и, наконец, для оркестра – всюду господствует широкое эпическое развитие. Народ стоит за большинством образов баховских сочинений. Его голос слышен во всех ликующих и вздыхающих интонациях, обращенных к небу и к земле 223 .

Симфонизм, таким образом, приравнивается к эпосу, а эпос, согласно советским концепциям, предполагает, что в центре сюжета находится «образ народа» 224 . Но вместе с тем апелляции Альшванга к симфонизму призваны указать на «историческую ограниченность» баховской полифонии. Собственно, это же следует из рассуждений музыковеда о бетховенском симфонизме, который охарактеризован как исторически высшая форма музыкального мышления:

223

Альшванг А.А. Бетховен. М., 1952. С. 190.

224

Риторика «эпичности» в советской гуманитаристике возникла в 1930-х годах. См. главу «Об эпосе и эпопее» в кн.: Богданов К.А. Vox populi: Фольклорные жанры советской культуры. М., 2009. С. 127 – 140.