Музыкальный Дом
Шрифт:
— Вы знакомы?
— Она была моим психиатром.
— Вам нужен был психиатр?
— Каждому иногда требуется психиатр, — увильнула она от ответа, радуясь, что он до сих пор не захлопнул дверь у нее перед носом.
— Значит, вы на хорошем счету. Лучшая из лучших, — произнес Грэм будто размышляя вслух и одновременно скользя взглядом по ее фигуре.
Его не интересовала ее привлекательность, он как будто запоминал отличительные углы и плавные линии человеческого тела, чтобы в будущем распознать Эбигейл среди остальной людской массы.
— Что вам нужно?
— Поговорить. Возможно, спросить совета. Пропал человек.
— Я не занимаюсь делами о пропавших.
— У меня другая информация.
— Зачем вы это делаете?
— Что?
Эбигейл думала, что он спрашивал о расследовании, но он уточнил:
— Переступаете с ноги на ногу и вжимаете голову в плечи. Вам холодно или вы хотите в туалет?
Эбигейл открыла рот, на мгновение потеряв дар речи. Он что, совсем больной?
— Первое, — она решила не дерзить своему единственному шансу.
— Почему же вы так легко оделись?
— Я на машине. Она вон там, за углом. — Эбигейл кивнула в сторону тротуара. — Не рассчитывала, что придется так долго стоять на улице, — может, она добавила чуть-чуть сарказма, но только потому, что уже начала стучать зубами.
Грэм задумчиво посмотрел на нее, а затем приоткрыл дверь шире.
— Вам следовало сказать раньше. Проходите.
Они поднялись на второй этаж по узкой, скрипящей лестнице поблекшего белого цвета и зашли в небольшую квартиру. Честно говоря, для шарлатана, зарабатывающего своими видениями, Грэм жил возмутительно скромно. У Эбигейл появилось неприятное ощущение стерильности.
У него была светлая большая комната: в одном углу односпальная, железная кровать, в другом — стол, стул и холодильник. Неужели все его вещи уместились в один шкаф с антресолями? Забрав по пути из ящика почту, Грэм разложил письма и счета в две стопки и сел на край аккуратно застеленной кровати.
— Что вам нужно?
— Агент Кроуфорд хочет привлечь для консультирования гражданских, которые обладают, — Эбигейл сделала неловкую паузу, подбирая слова, — необычными способностями. Ну, знаете, медиумы, предсказатели, экстрасенсы. Не то чтобы ФБР не справлялось со своей работой, но, если у нас есть шанс ускорить раскрытие дел, мы обязаны этим воспользоваться. Вы — наш лучший кандидат.
— Вы подготовили какой-нибудь тест?
Эбигейл не ожидала, что он так быстро перейти к делу.
— Да, я… — она достала из кармана пенал, подошла к столу и выложила на стол один за другим из целлофановых пакетиков несколько карандашей, ручек и скальпель. — Вот.
— Что я должен с ними сделать?
— Скажите все, что узнаете.
Грэм встал и подошел к столу. Эбигейл ожидала отговорок: луна не в той фазе, звезды не сошлись или магнитные бури мешают ему увидеть за гранью реальности. Ничего подобного, Грэм едва коснулся каждого предмета и остановил руку над скальпелем.
— Что вы делаете? — Эбигейл распахнула
— Новый хозяин обязан накормить клинок собственной кровью, чтобы тот не предал его во время боя. — Грэм облизнул губы и уверенно заявил: — Этот никогда не пробовал крови до нынешнего дня.
Он не спросил, угадал ли. Эбигейл удивленно моргнула.
— И что же им делали?
— Точили карандаши.
— А остальное?
— Вы купили в магазине по пути сюда.
Грэм оставил скальпель на столе, сев обратно на кровать. Эбигейл замерла, не зная, что сказать. Она не верила в сверхъестественное, предполагая, что Грэм просто умный, внимательный аферист. Может, с эйдетической памятью и хорошим знанием психологии, но все еще аферист.
Реальный же Грэм выглядел как псих. Вел себя как псих. Его стены — без единой картины. Ни звука радио, ни телевизора, ни компьютера. Обычный дисковый телефон на тумбе. Книги, перевязанные бечевкой на полу с наклейками библиотеки. Человек не мог жить в настолько пустой квартире. Где хотя бы занавески на окнах? Чем он вообще занимается? Тишина Грэма не смущала, он сидел и терпеливо ждал ее вопросов.
— Как вы называете… — Эбигейл замялась, — то, что вы делаете?
— Психометрия.
— Но психометрия — это же тесты, вроде проверки АйКью.
— Психометрия — это изучение измерения способностей мозга. Я просто использую ту часть, которая у большинства неактивна и обычно вымирает вместе с нейронами во время взросления.
— Почему же она не вымерла у вас?
— Травматическое происшествие в детстве. Меня пыталась утопить собственная мать.
Обычно люди избегали говорить о прошлом, особенно если там была хотя бы половина того, что пережил Грэм, а он сидел и смотрел на нее безжизненными глазами. Как говорящая кукла. Эбигейл поежилась.
— Доктор Блум, когда рекомендовала вас, сказала, что вы способны рассказать о прошлом любого предмета или человека. Это так?
Впервые за их разговор на его лице отразилось замешательство. Грэм кивнул.
— Но для полного погружения мне придется прекратить принимать лекарства.
— Какие вы принимаете?
— Раствор хлорпромазина, новокаина и натрия хлорида.
Лекарства для буйно-помешанных. Втягивать его в расследование уже не казалось такой уж хорошей идеей.
— У вас есть надзиратель?
— Барни Мэттьюс, санитар из местной психиатрической клиники. Он навещает меня каждую неделю и отчитывается Алане о моем состоянии.
— Какая дозировка?
— Один грамм за четыре дозы внутримышечно в течение дня.
Она уставилась на него, как на привидение. Невозможно. Грэм должен был пускать слюни, а не функционировать, как обычный человек. Со странностями, конечно. У него выработалась сопротивляемость к нейролептикам, и на это уходит не просто пара месяцев. Сколько лет это продолжается, черт подери?