МУЗЫКАНТ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ
Шрифт:
В интервью Корсунской есть такие слова: «Во-первых, он [т.е. мой
отец] распространил про Веруську слух, что она стучит – это
излюбленная тактика».
На это я отвечу следующим образом. Если двое обвиняют друг
друга в стукачестве, то, видимо, один из них совершает
мужественный поступок, а другой распространяет клевету. Вопрос
только в том, кто есть кто. Соображение насчет «излюбленной
тактики» я могу вернуть Корсунской обратно, им можно затем
перебрасываться
Как я полагаю, в противостоянии такого рода положение человека,
не имеющего отношения к «органам», осложняется тем, что его
запугивают (и ему приходится быстро замолчать), а «органы»
распускают о нем слухи по своим каналам, придавая клевете
видимость объективности.
Поэтому, расследуя взаимные обвинения такого рода, нужно
обращать внимание только на детали, которые не могли быть
сфальсифицированы. В данном случае – это упомянутые выше
даты: 1944 год – арест по обвинению в акте террора и 1948 год –
продолжение учебы в Консерватории.
Как известно, в те годы меньше пяти лет за «политику» не давали
(а за террор давали значительно больше). И досрочное
освобождение ПРИ ТАКОМ ПРИГОВОРЕ, как я полагаю, могло
произойти либо по личному распоряжению Сталина, либо по
согласованию с «органами». В случае Максимовой первая из двух
возможностей, на мой взгляд, отпадает. Для сравнения добавлю,
что досрочное освобождение Генриха Нейгауза в 1942 году (после
девяти месяцев отсидки в одиночной камере) вдова его ученика
Анатолия Ведерникова назвала в своих воспоминаниях «почти
немыслимым» по тем временам. Но за Нейгауза хлопотали
знаменитые музыканты, известные ученые…
* * *
Но это не все.
Из текста интервью Корсунской я узнал, что Вера Максимова
работала переводчицей с немецкого в лагере для военнопленных.
Можно ли себе представить, чтобы такая работа (выпытывание
всяческих немецких секретов) не была сопряжена со службой в
НКВД? Приведу цитату из книги Ирмы Кудровой «Путь комет»,
т. 3 (СПб: Изд-во «Крига», 2007, с. 222):
«В сегодняшней Елабуге мне удалось найти женщину, которая <…>
была переводчицей с немецкого в лагере для военнопленных. Лагерь
возник в начале 1942 года, и осенью сорок первого к его открытию
уже наверняка готовились, набирали штат. <…> Тамару Михайловну
Гребенщикову, с которой я беседовала, направили на эту работу
специальным распоряжением НКВД Татарии».
* * *
В заключение отмечу, что арест собственных агентов «в
оперативных целях» практиковался
годы. (См. Штильмарк Р. «Падшие ангелы». – Душанбе, 1992, с.
210.) Приведу также еще одну любопытную цитату:
<<ДИРЕКТИВА НКГБ СССР О РАЗВЕРТЫВАНИИ
АГЕНТУРНО-ОПЕРАТИВНОЙ РАБОТЫ ОРГАНОВ
ГОСБЕЗОПАСНОСТИ
1 июля 1941 г. Совершенно секретно
<…> 6. В качестве одного из методов зашифровки агентуры,
оставляемой на занятой врагом территории, практиковать
фиктивные аресты и заключение в тюрьму якобы за
антигосударственные преступления отдельных влиятельных
агентов, осведомителей. <…>
Народный комиссар
Госбезопасности СССР
комиссар госбезопасности
3-го ранга В.Меркулов
ЦА ФСБ РФ, ф.12 ос, оп.3, д.4, л.288–294.
Подлинник.>> (См. «Лубянка в дни битвы за Москву. По
рассекреченным документам ФСБ РФ». – М.: «Звонница», 2002, с.39–42)
Москва, 2008
В качестве приложения приведу упомянутое выше письмо
И.Л. Кушнеровой:
И. Л. Кушнерова – А. А. Локшину
28.07.2003
Дорогой Саша!
Узнала от Вас о новых обвинениях в адрес Вашего отца.
Вот, что я помню о Вере Максимовой. Однажды Александр
Лазаревич рассказал мне, что у него была подруга, студентка
консерватории, пианистка Вера Максимова. Она хорошо знала
немецкий язык и, кажется, работала переводчицей. Дружба
продолжалась совсем недолго, так как Вера внезапно исчезла. А.Л.
пошел к ней домой и ему сказали, что Вера арестована. В начале
1947 или в начале 1948 года (во всяком случае, до операции,
которую он перенес летом [1948 года]) в консерватории опять
появилась Вера и, узнав об этом, А. Л. пошел к ней. Дома он ее не
застал, но ему подтвердили, что она вернулась. Вскоре он слег в
больницу с обострением язвы желудка. Я поехала его навестить, и
он рассказал мне, что только что к нему приходила Вера и что она
очень изменилась, так что он не сразу ее узнал. Как он мне
рассказывал: «В палату вошла незнакомая женщина, которая
бросилась ко мне с объятиями». Ему понадобилось время, пока он
сообразил, в чем дело.
Вера сразу восстановилась в Консерватории под фамилией
Лимчер. Значит, она уже была замужем.
Я в то время ходила в класс симфонического дирижирования к
проф. Н.П. Аносову (отцу Г.Н. Рождественского). Тогда же к нему
на стажировку приехал дирижер из Болгарии Веселин Павлов. В