Мы, монстры. Книга 1. Башня
Шрифт:
Но тело все еще готово было слушаться, раны не болели, и Нивен вновь вдохнул дождь, и вновь шагнул вперед. И едва успел почувствовать все вокруг, чтоб увернуться от пущенной сверху стрелы. Вспомнил о втором лучнике, но в тот же миг раздался грохот — обвалилась крыша, на которой тот должен был сидеть.
Нивен замер. Наклонил голову набок, всматриваясь в темные силуэты домов.
Вторая крыша за день. Они все старые, трухлявые, прогнившие, но сколько раз он по ним ходил и даже бегал — выдерживали. А тут уже вторая. И
Что ж, давно пора.
Нивен не раз об этом думал — как будет хорошо, когда рухнет все. Когда все умрет. И все умрут. Будет пусто, тихо, светло. И может, даже закончится дождь.
Но не сейчас.
Нивен снова отвлекся — и пришлось падать вниз, чтоб уйти от удара меча. И, не поднимаясь, подсекать противника под ноги. Коротко добивать. И снова двигаться вперед.
Двигаться было уже труднее — дождь больше не был одним целым с ним. И хоть умирал Нивен вместе с Нат-Кадом, каждый умирал в одиночестве.
Все умирают в одиночестве.
Город был городом, а Нивен — обыкновенным монстром из подворотни. Как метнувшаяся в сторону шавка. Противников тоже осталось меньше, и — Нивен все еще слышал, ощущал пробитое струями дождя пространство вокруг себя — они сменили тактику. Поняли, что нападая поодиночке из-за углов, его не взять. И знали, конечно же знали, что он идет к дому. Потому собрались там, у высокого забора, замерли, молча ждали.
Нивен двинулся вперед.
Мечи — в опущенных руках, и с них вместе с дождем в землю вновь течет кровь.
На его мечах — так много крови. На мечах, на руках, на нем.
И снова возник легкий — пока еще легкий — зуд. Будто кровь была отравлена — и теперь яд впитывался в его кожу. Сквозь перчатки и плащ. Чтоб отравить его, снова сделать слабым, уязвимым.
“Ни боли, ни жалости, ни страха”, — напомнил себе Нивен.
И с каждым шагом одними губами повторял, как мантру:
— Ни боли. Ни жалости. Ни страха.
И снова вспомнил шавку — как та метнулась в сторону.
И тоже свернул: из переулка не к забору — на белую мостовую.
А они остались там — ждать с тыльной стороны дома. Никто не подумал, что он пойдет по белой мостовой. Ему не место на белой мостовой. И капающая с мечей кровь на ней видна — течет струйками-ручейками в щели. Прозрачно-розовая — вместе с дождевой водой.
Двое прохожих шарахнулось в сторону. Негласное правило Нат-Када: темные дела творятся лишь в темных подворотнях. Не выносятся на белые улицы и площади. Но кто его остановит?
Он дошел до Нат-Када.
Так — кто его остановит?
Нивен легко перемахнул забор, швырнул кинжал в сторону дернувшейся к нему тени во дворе, тень с хрипом свалилась наземь, а Нивен замер, прислушиваясь. Было тихо. Все ушли — и в доме было тихо. Одинокий страж у ворот не считается.
Бордрер вряд ли отправился бы
Нивен двинулся к дому.
Те, у забора, медлительны, как все люди, но и они рано или поздно разберут, что к чему. А связываться с ними сейчас нет времени.
“Нет времени? — с сомнением переспросил внутренний голос. — Или тебе их жаль? Потому обходишь? Ни боли, ни жалости, помнишь?”.
“Заткнись уже, — подумал Нивен в ответ, — разговорился...”.
Раньше он почти никогда не спорил с собой — был уверен в своих действиях. Но чем дальше, тем чаще голос звучал в его голове. И ужасно мешал — Нивен не любил не только разговорчивых людей, но и разговорчивые голоса. Потому дернул плечом, будто хотел его стряхнуть, и замер у двери.
За дверью тоже ходили, взад-вперед. Но ходил всего один человек.
“Где все, Бордрер? — подумал Нивен. — Почему твой дом никто не охраняет?”
Подождал, пока человек дойдет до порога, пока развернется, чтоб сделать шаг прочь, — и ударил в дверь ногой. Дверь сшибла человека на пол, Нивен вошел следом, замер, прислушался. Тихо, совсем тихо.
Присел над человеком. Тот был жив, но без сознания.
Не допросишь.
“Идти на улицу? — с тоской подумал Нивен. — Ловить и допрашивать тех, кто ловит меня?”.
Вслушался в мертвую тишину, присев над телом. И вдруг на втором этаже скрипнула половица.
Нивен решительно поднялся, почти бегом направился туда, взлетел по лестнице, направился прямиком к кабинету Бордрера, вышиб дверь ногой. Принюхался — пусто. Следующая дверь — спальня. Еще удар ногой — и снова пусто. Следующая…
– Нивен, - окликнули его сзади.
Глава 37. Гном
Нивен круто развернулся.
В дальнем конце коридора стоял гном. Стоял далеко, но владей он метательным оружием, мог бы сделать бросок вместо того, чтобы звать. И Нивен не почувствовал бы, не успел бы увернуться — слишком увлекся выбиванием дверей. Нужно было собраться, но мысли снова мешали. Роились в голове, отвлекали, сбивали с толку.
Нивену повезло, что гномы не работают с бросками — руки коротки. Гномы любят, чтоб потяжелее да поувесистей. И чтоб длинное. И двуручное. У этого вот — была секира. Нивен помнил ее. Он гномов не слишком различал, но оружие запоминал хорошо. И помнил эту четырехстороннюю дуру, что висела сейчас за спиной гнома. Длиннее его самого раза в полтора, она была размещена не прямо, чтоб не цеплять полы и потолки, — по диагонали, в сшитых специально под нее ножнах.
Обращаться гном с ней умел отлично еще тогда, когда Нивен видел его в деле. И если не прекратил тренировок с тех пор, сейчас мог быть опасным противником. Но секира была за его спиной, а руки он поднял, демонстрируя, что не желает драться.