Мы над собой не властны
Шрифт:
И все время она боялась, как бы Эд не ошибся. Если он нажмет не «Вкл.», а какую-нибудь другую кнопку, будет потом грызть замороженные блинчики или давиться холодным тушеным мясом. Часто она, вернувшись вечером домой, находила половину обеда на полу, разбитую тарелку под столом и нетронутую газету. Эд перестал читать.
В микроволновке можно заготовить еду только на один раз. На ужин Эйлин оставляла Эду в холодильнике сэндвич на тарелке под крышкой. Эд ужинал рано, еще до ее прихода, — когда солнце садилось. Проще было бы делать два сэндвича, но Эйлин казалось постыдным заставлять
Эд уже не догадывался поесть, когда проголодается, и на часы не смотрел. Эйлин звонила ему, напоминала про еду и подсказывала нужные действия.
Утром она включала телевизор, выбрав программу, где непрерывно показывали старые добрые сериалы. Так было проще, чем позволить Эду самому переключать каналы. Эйлин незаметно прятала пульты от телевизора и кабельного блока в ящик стола.
Эд превращал в хаос все вокруг себя, но Эйлин по-прежнему доверяла ему оплачивать счета — это же мужская прерогатива. По каким-то счетам он платил дважды, а другие выбрасывал не вскрывая. Эйлин позвонили из телефонной компании и сообщили, что у них уже лежит пятьсот долларов ее денег, больше пока присылать не нужно. Следующий счет Эйлин успела перехватить и припрятать, но через месяц Эд первым добрался до почтового ящика и погасил «задолженность». Теперь у них получилась переплата больше тысячи долларов.
Невозможно оставлять списки с инструкциями на все случаи жизни. Во-первых, неясно, в какой мере Эд еще способен читать, да и вообще, где та граница, за которой помощь переходит в абсурд? Неужели записывать ему, как надо подтираться в уборной и как целиться в унитаз? Проще вымыть лишний раз пол после работы.
Когда они вместе выходили в город, Эд с упорством, граничащим с фобией, отказывался приближаться к банку. Он даже не входил внутрь, когда Эйлин брала деньги из банкомата. Наверное, это на него так подействовали тревожные разговоры Эйлин о возможных трудностях с финансами. Конечно, Эду тяжело, что от него ничего не зависит. Он не понимает, что Эйлин с огромной радостью вновь уступила бы ему всю ответственность. Да она бы просто счастлива была, но теперь это невозможно.
Эйлин отменила доставку газет и попросила Эда забирать их в газетном киоске. Сознание, что у него есть своя обязанность в семье, хоть отчасти возвращало ему чувство собственного достоинства. Заодно он покупал пакет молока. Иногда молоко было и не нужно, однако Эду требовалось, чтобы заведенный порядок не менялся. Повторяющиеся действия он еще мог помнить, поскольку тут задействована долговременная память. Чаще всего молоко благополучно оказывалось в холодильнике, но иногда оставалось стоять на столе и портилось. Выливать его почти не приходилось — Коннелл готов был хоть три раза в день уплетать кукурузные хлопья.
Вдобавок Эд каждый день приносил домой коробку с пончиками. Эйлин не могла понять, откуда у него такой пунктик. Пончики она часто выбрасывала, хотя и поесть их тоже не отказывалась. Она вообще стала больше есть — из-за стресса. Меньше чем за год располнела на два размера. Эд сметал по полдюжины пончиков в день, и куда что девалось — только отощал.
Когда настало
Вечером, когда он уже спал, Эйлин тайком подсовывала ему деньги в бумажник — как подкладывала их своему отцу после его ухода на пенсию, чтобы было на что вечерком сходить в бар. Эда хорошо знали многие владельцы магазинчиков, и это облегчало ему задачу расплатиться в кассе. Он протягивал бумажник, те сами забирали нужную сумму и клали в бумажник сдачу. Эйлин надеялась, что им хватает с ним терпения. В магазине канцтоваров Гилларда были так добры, что попросту записывали общую сумму, а Эйлин раз в неделю заходила расплатиться.
Эду нравилось выпить кофе с булочкой в кондитерской «Топпс», потому что там был столик со стулом. Хозяйка по имени Диана сама приносила ему заказ.
А Эйлин она сказала:
— Даже если вы не будете платить, у нас ему все равно не откажут.
Однажды Эд пришел из супермаркета расстроенный:
— По-моему, меня обсчитали.
Эйлин проверила бумажник: сдача не сошлась с чеком.
— Ты больше никуда не заходил?
Эд отчаянно затряс головой. Должно быть, кража была уж очень наглой, если он заметил. И все-таки на его слова нельзя полагаться — в последнее время Эйлин уже не знала, всегда ли он правильно воспринимает реальность.
— Пойдем туда еще раз! — потребовал Эд.
Эйлин представила себе: начнется скандал, все будут на них оглядываться, а доказать ничего невозможно, одно сплошное унижение. Эйлин, не сдержавшись, раскричится, а потом придется искать другой магазин.
— Да ну их, — сказала она. — Не волнуйся, этому сопляку еще отольется. Судьба его накажет.
Тут она представила злорадную морду наглого сопляка и так рассвирепела, что сама усадила Эда в машину и притащила в магазин. Эд заглянул в окно, по-детски прижимаясь носом к стеклу.
— Вот он!
Эйлин проследила, куда показывал его палец: чернокожий мальчишка, рубашка сзади не заправлена в брюки. Изящные скупые движения, руки так и порхают, проводя покупки через датчик сканнера. Похоже, он привык двигаться быстрее других — так, чтобы никто не уследил. Должно быть, Эд не раз уже попадал к нему на кассу и, протянув бумажник, просил взять, сколько нужно. Должно быть, в этот раз парнишка решил-таки рискнуть. У Эйлин кровь застучала в висках и во рту появился металлический привкус.
— Эд, посиди пока здесь, на скамейке.
В магазине работал кондиционер, и от контраста прохладного воздуха с густой липкой влажностью августовского вечера Эйлин пробрала дрожь. Из-за этого она только разъярилась еще больше. Хотела было сразу подойти к кассе, но потом передумала — еще примут за истеричку. Она как ни в чем не бывало прошлась вдоль полок, взяла упаковку яиц. У кассы уже расплачивался какой-то покупатель. Эйлин взяла со стойки жвачку, положила ее на коробку с яйцами и протянула мальчишке новенькую двадцатку.