Мы родились и жили на Урале–реке...
Шрифт:
Позже, будучи взрослой, Шура не раз с душевным надрывом в голосе
и со слезами на глазах, не скрывая чувства обиды, вспоминала, как хотела
учиться в школе, а отец отправлял ее на бахчу или на базар, где она,
подросток, торговала арбузами и дынями. Моя сестра, наверное, могла бы
произнести горькую фразу: «У меня в детстве не было детства, а была
только одна работа». К сожалению, в этих словах выражена горькая
правда ее многих (и не только ранних) лет.
6
Положение
трудным, сложным, каким оно была и в предыдущие годы. Городские
огородники и бахчевники, как и владельцы скота, попали под
91
дополнительный налоговый пресс. Чиновники из финансовой конторы
более жестко и внимательно, чем прежде, следили за ними и всегда знали,
кто и что производит, обрабатывает и продает. Власти старались отправить
городских казаков-бахчевников в совхозы и колхозы типа пригородного
«Коминтерна» как бы по их доброй воле. Но «коллективное хозяйство»
отца не интересовало. Покинув рыболовецкую артель и возвратившись в
Уральск, он купил на заработанные деньги лошадь (для детей – Сивый) и
теперь, как прежде, каждое утро отправлялся на биржу.
На бывшей Туркестанской площади в ожидании клиентов,
выстраивались десятки подвод и дрожек. Найти работу не всегда
удавалось. И, простояв весь день на бирже, сердитый отец нередко
возвращался домой без единого рубля в кармане.
Наша семья (в ней уже четверо детей: в 1930-м году на свет появился
я) не считалась бедной. Родители никогда (в присутствии детей) не
говорили о денежных трудностях, но знали, что они могут всегда
возникнуть. И все же отец не допускал мысли о том, что е г о семья может
быть «хуже других». Он заранее искал и находил выход (порою сложный,
жесткий ) из возникающей нелегкой ситуации.
Так, не слушая возражений мамы, не обращая внимания на просьбы и
слезы дочери, он настоял на своем неожиданном предложении. Впрочем,
его слова все следовало пониматься не просто как предложение или совет,
но как твердое, единственно верное и нужное семье решение. С ним были
обязаны соглашаться и мама, и Шура. Прежде всего дочь, так как план
отца имел прямое отношение к ней. Жесткие слова отца определили
будущее сестры - вопреки ее желанию и мечте: «Тебе надо работать. По-
настоящему работать. На одном, постоянном, серьезном месте. Чтоб не
бегать туда-сюда».
Выбор работы и профессии у малограмотной девушки был
небольшим. Она могла трудиться после окончания курсов медсестрой в
местной
страданий и смертей: она видела их в раннем детстве, в голодные годы и
запомнила на всю жизнь. Сестра могла быть продавщицей в соседнем
магазине, но торговля, которую она хорошо знала («базарный опыт»),
всегда вызывала в ней недоверие и тревогу: «Обязательно обманут, когда
будешь считать деньги». Пришлось Шуре идти на валяльную фабрику с
традиционным для того времени названием «Красный Октябрь».
До революции в городе работала небольшая пимокатная фабрика
купцов Шубняковых. Дешевые черно-серые валенки – «пимы» (не очень
хорошего качества) постоянно покупали рядовые жители города и области:
каждый уралец зимой обязательно надевал их во время сильных морозов,
отправляясь в луга за сеном или на Урал (на багренье). Накануне больших
зимних праздников многие казаки покупали у мастеров-кустарей красивые
92
фетровые «чесанки», – своего рода свидетельство материального
благополучия семьи.
В годы бурных трагических событий фабрика прекратила работу. Ее.
хозяева, опасаясь преследования новых властей, бежали из города. Рабочие
разошлись по домам. Часть оборудования разграбили «заботливые»
уральцы. Оставшиеся в цехах станки и механизмы нуждались в серьезном
ремонте. Здание на углу Коммунистической и Дмитриевской (бывших
Крестовой и Хвалынской) улиц в голодные годы превратилось в
прибежище бродяг и нищих, пьяниц и бандитов. Оно пугало прохожих
разбитыми окнами и мрачной пустотой, экзотическими запахами и
громкими ночными криками.
Фабрика находилась в центре города, и это обстоятельство, наверное,
спасло ее корпуса от полного разрушения. В середине 20-х годов власти
попытались наладить на ней ручное производство валенок, но из этой
хорошей затеи ничего дельного не получилось: в течение года новые
катальщики изготовили лишь несколько сотен пар зимней обуви.
Фабрику восстановили в годы первой пятилетки: приехавшие
специалисты проверили цеха и станки и определили их рабочий
потенциал. Недавно назначенные руководители привезли из Москвы новые
станки и приборы, восстановили котельный цех и паровую мастерскую.
«Красный Октябрь» готов был начать новую трудовую жизнь.
Но старые, опытные мастера не рвались возвращаться в цеха. многие
работали как свободные кустари-пимокаты. И их чесанки по-прежнему
привлекали внимание горожан. Массовое производство дешевых валенок-