Мы родились и жили на Урале–реке...
Шрифт:
«снегурках». Однако новые коньки, видно, не понравились брату: побывав
на катке несколько раз, он спрятал их в темном чулане. Причина такого
решения Грини была понятной младшим братьям: физически слабый,
болезненный, он не любил спорт и никогда не принимал участия в
школьных соревнованиях. По складу своего характера старший брат был
больше кабинетным мальчиком, нежели любителем массовых развлечений
и шумных компаний.
Вот такие, кажется, внешне
нашем доме во второй половине 30-х годов. Они незаметно, постепенно
меняли дух казачьей семьи, особенно молодых ее членов.
Но никто не мог ясно и уверенно сказать, что особенно нужно нашему
дому сейчас и что станет его крепким фундаментом в будущем...
12
Наступило новое, странное, непонятное для многих время, когда
жизнь менялась не только в отдельных семьях и родном городе, но и во
всей стране. Она становилась совершенно непредсказуемой. Именно тогда,
в середине 30-х годов, уральские казаки с болью в сердце окончательно
поняли, что возврата к прошлому не будет, что шутить с нынешней
106
властью не следует, что нужно слушать и выполнять ее «мудрые»
требования и указания.
Уральцев, как и казаков других Войск, реабилитировали и
восстановили в гражданских правах. Весной 1936-го года. специальноым
постановлением ЦИК СССР были отменены «все ранее существовавшие
ограничения в отношении их службы в рядах Рабоче-Крестьянской
Красной Армии». В Уральске прошло собрание казаков, в праздничный
день 1-го мая они выступили отдельной колонной по центральной улице,
на следующий день, впервые после Октября 1917 -го года в доме Карева
состоялся концерт казачьей песни, на ипподроме – конные соревнования,
руководители области встретились с казаками, участниками демонстрации,
областной казачий съезд приветствовали известные герои гражданской
войны С. Буденный и И. Кутяков.
Тысячи «природных» уральцев поставили свои подписи под письмом
«вождю всех народов», в котором они, осудив «черное пятно» на своем
прошлом, заверяли Сталина, что «готовы биться за Советскую власть, не
щадя своей жизни».
Следует, однако, сказать, что положение казаков в Казахстане было
иным, не таким спокойным и уверенным, как в России. Довольно быстро
выяснилось, что республиканские власти не заинтересованы в
возрождении казачества. Через год или два со страниц газет и из
выступлений официальных лиц полностью исчезает упоминание о нем. И
восстановление казачества на территории советского Казахстана
наступило. Ни тогда, в 30-е годы, ни позже.
Страна, начиная со второй половины десятилетия жила и работала по
новой («сталинской») конституция. Что это означает, большинство
жителей города, (среди них и мой отец) не знало.. Позднее состоялись
выборы депутатов Верховного Совета. Будущих избранников народа
местные жители знали плохо ( или сов сем не знали), но за них надо было
обязательно голосовать. Иначе… Что означает «иначе», уральцы хорошо
знали и потому дружно поддержали какой-то «блок» ...
Наступившая жизнь с ее малопонятными, странными событиями
казалась отцу “ненастоящей”. Он спокойно, даже несколько равнодушно
отнесся к казачьему ”движению”, поскольку знал, что “пламенные” речи,
громкий шум и “неуемная колготня” (т. е. споры, разговоры ) закончатся
быстро. Жизнь останется такой же, какой была “до всяких собраний”.. А
может, и хуже.. .
....Биржу на бывшей Туркестанской (теперь - Ленинской) площади
городские власти уничтожили. Найти работу по “вольному найму” - стало
трудно. .Если найдешь что - нибудь и оформишь документы, то
обязательно нужно платить подоходный налог. Местные конторы
нанимали владельцев лошадей только по “ правильным бумагам”... Отцу
107
пришлось (в 37 -м году ) несколько месяцев “служить” возчиком -
грузчиком в ГорЖУ. И работа, и начальник управления Георгий Фартуков
пришлись знающему жизнь и людей казаку “не по душе” Может быть,
потому, что нужно было возить не только грузы, но и начальника -
человека скандального и высокомерного. Рядом с ним отец невольно
чувствовал себя “подчиненным” и “несвободным” работником ( “...а
работа - это ведь не армия и не служба...”), что оскорбляло его. С
болезненным, ревнивым чувством и непривычным положением отец не
хотел мириться. Через полгода работы уволился из ГорЖУ и вместе со
Степаном вступил в недавно созданную артель “Гуж”. Здесь работали
почти все городские “лошадники”. Братья попали в хорошо знакомую
“кампанию”: многих они знали - по совместной прежней работе, по
давним встречам и спорам - беседам на бирже (Логашкин, Матросов,
Покатилов, Самарцев и др.). В артели, как говорил отец, “никто не стоял
над душой”, надо лишь добросовестно работать вместе с такими же
“трудягами”, как он сам..
В новой обстановке отец вновь почувствовал себя “настоящим”,
“природным” уральцем: здесь можно было с гордостью и радостью