Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…
Шрифт:
Конечно, если бы Коля был единственным ярым болельщиком «Спартака», то вряд ли смог он в «одиночку» устремляться на стадионы, где играла любимая команда. В этом отношении Коле повезло. Еще на вступительных экзаменах он познакомился с Володей Маркиным из Севастополя, тоже медалистом, досрочно отлично сдавшим экзамен по истории и ставшим, как и Коля, студентом философского факультета. Но в данном случае главное другое: в первые же дни их знакомства обнаружилось, что Володя тоже неистовый спартаковский болельщик. Досрочное зачисление в студенты Коля с Володей вместе с нами «отметили» посещением игры «Спартака» в Лужниках. Это футбольное родство душ сблизило их на все годы студенческой учебы, затем и аспирантской
Спартаковские игры приносили не только радость и вдохновение, но и горечь от поражений и даже от «ничьих». Особенно переживали за команду, когда она «обвалилась» в первую лигу. Нежданно-негаданно… Но мы были в числе тех, истинных друзей команды, которые «не отрекаются, любя», «ведь жизнь кончается не завтра». Всегда искренне и глубоко переживали неудачи команды, сочувственно относились к ним, а главное – верили в «команду, без которой нам не жить».
Приход в «Спартак» знаменитого динамовского тренера Константина Бескова поначалу встретили настороженно, «как бы он не „похоронил колоритную, художественную“» игру «Спартака». Но Николай Петрович Старостин, тогдашний начальник команды, развеял наши сомнения в одной из «приватных» бесед с нами: «Костя был превосходный футболист, знающий и опытный тренер-профессионал. Мы верим в него, в его тренерский талант. И согласились с его „условием“ – „не вмешиваться в тренерскую работу: и в комплектование команды, и в организацию тренировочного и игрового процесса“. Поживем – увидим».
Очень скоро сама игра обновленного бесковского «Спартака» стала давать желанные результаты: вернулась к «Спартаку» яркая игра, а вместе с ней и яркие победы. Спустя всего год, «Спартак» возвратился в высшую лигу и в тот же год занял шестое место в чемпионате, а в следующем сезоне, в 1979-м году – стал чемпионом СССР.
К. И. Бесков не просто оправдал доверие, а стал одним из лучших тренеров во всей спартаковской истории…
Не буду больше распространяться на «футбольную» тему, хотя о ней хочется писать и размышлять много. Но именно «Спартак» и «футбольный» Колин друг Володя Маркин приносили нам «успокоение» за благополучную университетскую учебу и жизнь сына. К тому же, Володя тоже все годы преуспевал в учебе, окончил с отличием философский факультет МГУ, успешно учился в аспирантуре, защитил кандидатскую диссертацию, и был оставлен работать на кафедре того же философского факультета МГУ. Женился на москвичке-сокурснице. И самый трудный вопрос – «квартирный» – разрешился сам собой.
…У меня никогда не возникало сомнений о будущих отношениях Коли и Володи, – той дружбе и взаимопонимании, которые сложились у них и объединяли их на протяжении восьми лет.
Но… увы. Нам всем троим, всему КИНО, было очень больно, когда уже в 1990–1991 годы бывшие сокурсники и преподаватели философского факультета говорили: «Маркин стал ярым демократом…»
А ведь многие годы казался хорошим и умным парнем; был комсомольцем, еще студентом стал коммунистом. Крутой излом в истории советской страны развел нас по разные стороны «баррикад». Жаль, конечно. Но сколько людей, подобно ему, легко и просто поменяли свои взгляды и убеждения, свое мировоззрение, оказались в «демократическом» лагере…
Свой быт, питание в особенности, Коля постепенно тоже упорядочил. Хотя, оставшись без каждодневной материнской заботы, ему надо было привыкать к самостоятельности. Питался в университетских столовых и буфетах. Кое-что дополнял вечерами. Студенческие вечера длинные, а ночи короткие. С каждой оказией,
Жил Коля в студенческие годы в разных местах: сначала в университетском общежитии рядом с гостиницей «Университетская»; потом – на проспекте Вернадского, а на старшем курсе и в аспирантуре – уже в «высотке», в «блоке» на двоих…
Конечно, самым сложным был первый год учебы. Постепенно втянулся в новый уклад жизни, и всё вошло в норму. В летние каникулы он, как правило, работал в студенческих стройотрядах в Москве и в Подмосковье. Работал на строительстве крупнейшего полиграфического комбината в Можайске. В Можайский район, над которым шефствовал МГУ, осенью выезжал на уборку картофеля.
Мы находили его везде, навещали, проведывали. Скучали, беспокоились, переживали: «Как там Коля? Что у него?» И было от чего…
Как-то завелся в студенческой среде непорядочный человек, «обирал» своих однокурсников. Брал в долг, чтобы снимать для себя отдельную однокомнатную квартиру и там «привольно» жил. Долги не отдавал. Коля тоже оказался в числе «кредиторов». И почти все, что мы положили ему на сберкнижку на «черный день», перешло в карман этого «ловкача». Всем обещал отдать долг, но… исчез бесследно…
А на строительстве Можайского полиграфического комбината рядом со студенческим отрядом из МГУ работали «декабристы», как называли осужденных за мелкое хулиганство и прочие «дела». Они третировали студентов, заставляя «вкалывать» и за них, угрожали расправой, если те не будут подчиняться их уголовным прихотям…
Пришлось мне идти в стройуправление, возводившее этот комбинат, и просить его руководителей избавить стройотрядовцев от уголовного «соседства».
…Дважды выезжал Коля в составе «интернациональных» стройотрядов на стройки в тогдашние братские, социалистические Болгарию и Чехословакию.
Но самая большая тревога за сына была, когда позвонил из подмосковных Электроуглей Володя Маркин и сказал: «Приезжайте и заберите Колю отсюда. У него тяжелый приступ, скорее всего, почечные колики. Даже сознание терял…»
Было это в 1980-м – в год Московской Олимпиады. Строители не справлялись со сроками завершения работ на каком-то олимпийском объекте. Туда бросили рабочих-специалистов из Электроуглей, а на их место отправили стройотряд из аспирантов и студентов МГУ…
Переволновался я тогда очень сильно. Находился в то время в Москве, и, получив тревожный сигнал, тут же выехал в Электроугли.
Колю застал в общежитии. Выглядел он очень болезненно. У него действительно был острый приступ почечно-каменной болезни. Боли обозначились рано утром. Но он поднялся и, превозмогая боль, вместе с другими стройотрядовцами направился в заводскую столовую, на втором этаже. На лестнице от острой боли потерял сознание. Хорошо, что рядом шли товарищи, подхватили его и занесли в столовую. Туда же вызвали «скорую». Сделали укол и отвели в общежитие. Там я его и нашел. Спросил: «Сможешь ехать со мной в Москву? Хватит ли сил?» Коля ответил успокоительно: «Наверное, смогу. Приступ прошел».
И мы уехали с Колей в Москву. С вокзала прямо к своим родственникам – Крыловым. Николай Леонидович, осмотрев и прослушав Колю, сказал: «Да. Был приступ почечно-каменной болезни. Надо попить „Ессентуки“. Может, камушек или песок выйдет. И тогда все в порядке. Волноваться сильно не надо. Может, это единственный случай, который больше не повторится. А может, когда-нибудь снова напомнит о себе. Надо бы полечиться в Железноводске. Три года подряд…»
Через несколько дней камушек, ставший причиной острого приступа, вышел. Но, начиная с осени 1980 года, Коля три года подряд ездил в Железноводск.