Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…
Шрифт:
Так что было от чего тревожиться за единственного сына. И в студенческие, и в аспирантские годы…
Впрочем, в тревоге за сына мы были всегда. Особенно в годы ельцинского беспредела и разгула преступности и бандитизма. Но об этом еще речь впереди…
А сейчас вернусь к последним годам пребывания Коли в аспирантуре на кафедре исторического материализма. Проблемой его научного исследования стала «власть». Как и сейчас, так и тогда, эта тема была актуальной и сложной. И Коля взялся за нее с большим интересом, научной добросовестностью и ответственностью. Режим аспирантской жизни, как мне представляется, основательно отличается от студенческой. Здесь нужна была большая
Самостоятельность. На протяжении всей его дошкольной, школьной и университетской жизни отпуска-каникулы мы проводили всей семьей. В экскурсионных поездках в Москву и в Ленинград, в домах отдыха и пансионатах Туапсинского побережья Черного моря, Подмосковья или в Смоленской области, на Оке (в Копаново) Коля всегда был с нами. А в отдельных случаях, в туапсинских здравницах, – с нами были и его школьные друзья…
1982 год в этом смысле стал исключением. Как обычно летом, мы находились в Москве, но на вторую половину августа у нас были путевки в пансионат «Шепси». Это в десяти километрах от Туапсе по железной дороге на Сочи. Сейчас уже точно и не помню, но какие-то важные обстоятельства побудили нас с Ниной отказаться от этой поездки. А Коля, как никогда, был неумолим: «Я поеду. Хочу побыть на море». Наши уговоры не помогли. И мы уступили просьбам сына. Так, впервые Коля отправился на отдых к морю один. Как вскоре выяснится, на встречу со своей судьбой.
Мы остались в Москве еще на две недели. Наше возвращение в Краснодар совпадало с окончанием срока Колиной путевки. Мы даже упредили его. Из Шепси Коля приехал на день-другой домой, а затем – в Железноводск на лечение, третий год подряд, как и советовал Николай Леонидович.
Отъезд Коли из Краснодара в Железноводск на этот раз был для нас тревожным. В одном купе с ним ехал какой-то юноша со здоровенным псом. Один вид собаки был устрашающим. А тут надо ехать с ним всю ночь. Попытки упросить проводницу предоставить место сыну в другом купе остались безуспешными: «Нет у меня ни одного свободного места». Обратились к начальнику поезда с просьбой перевести Колю в другой вагон. Ответ был тот же: «Мест нет».
…Вечер и ночь, пока Коля ехал до Минеральных Вод, были для нас жестокой пыткой. Созвонились с Галей Кулаковой – приемной дочерью Андрея Кузьмича и Апполинарии Логвиновны Фроловых из Ростова, о которых я рассказывал в первой книге. Она с мужем жила в Минеральных Водах, где Коля должен был сойти и пересесть на электричку, идущую в Железноводск. Попросили их встретить Колю и сообщить нам: все ли у него благополучно.
Глаз не сомкнули до утра, пока не дождались звонка из Минеральных Вод и не узнали, что у Коли все хорошо, и он уже поехал в Железноводск. Там подлечился и через три недели, не заезжая в Краснодар, отправился в Москву…
В 1983 году Коля успешно защитил кандидатскую диссертацию, там же, на философском факультете. Научным руководителем по кандидатской диссертации у Коли был доцент кафедры исторического материализма философского факультета МГУ Владимир Семенович Манешин. К горькому сожалению, он рано ушел из жизни в самом начале «демократического» переворота. Кафедрой заведовал доктор философских наук, профессор Владимир Иванович Разин. К общему удивлению, ученый-марксист МГУ на крутом изломе истории нашей Отчизны ушел вправо. А ведь убеждения – не перчатки и не носки; не одежда и не обувь.
Износились, перестали нравиться, надоели – куплю новые. Виднейший русский критик Д. И. Писарев завещал нам бесспорно мудрый совет: «Готовых убеждений нельзя ни купить в книжной лавке, ни выпросить у добрых знакомых».
А вот что по этому вопросу писал К. Маркс:
…Первым оппонентом на защите сыном кандидатской диссертации выступал декан юридического факультета МГУ, доктор юридических наук, профессор Михаил Николаевич Марченко. Он дал высшую оценку научной зрелости сына и его диссертации.
Замечу, что на протяжении многих лет, особенно в постсоветское время, мне приходилось много раз обращаться к М. Н. Марченко за советом и помощью. Был ли Михаил Николаевич деканом или проректором МГУ, – он неизменно откликался на мои просьбы…
Ученый Совет единогласно проголосовал за присуждение Коле ученой степени кандидата философских наук. Вскоре ВАК утвердил это решение…
Мы были рады, что желание и цель Коли осуществились. За восемь лет пребывания в МГУ он непросто стал дипломированным специалистом, но и ученым-философом. Впереди его ждала работа на кафедре философии Кубанского государственного университета…
Коля всегда с гордостью говорит о своей учебе в главном вузе страны, об атмосфере университетской жизни, о тех, кто был рядом с ним. Тепло вспоминает своих близких друзей-однокурсников: Игоря Федорова, Виктора и Людмилу Фирсовых, их крохотную дочурку Иришку. Они к нам с Ниной Тимофеевной относились с добрым душевным чувством. А мы боготворили их…
Нарочно не придумаешь…
Трудности создаются для того, чтобы затем их преодолевать…
Один вопрос волновал в равной мере и сына, и меня. Тогда существовал такой «кадровый принцип», установленный ЦК КПСС. Преподавать общественные науки мог только комсомолец или коммунист.
Когда Коля начинал работать на кафедре марксистско-ленинской философии, ему уже исполнилось 26 лет. Фактически комсомольский возраст близился к концу. А вопрос о вступлении в партию для интеллигенции вообще, и для вузовских преподавателей, включая и работавших на кафедрах общественных дисциплин, был весьма трудноразрешимой проблемой. Несравнимо легче этот вопрос было решить во время воинской службы, рабочему промышленного предприятия, строительной или транспортной организации, доярке или трактористу. Кстати, так многие и решали эту задачу, еще до становления студентом или преподавателем. Лицам, относившимся к категории служащих или к интеллигенции любого профиля, дождаться «очереди» на вступление в КПСС было невероятно сложно. Это я хорошо знаю и по партийной работе, и по жизненному опыту…
Для рассмотрения вопроса о принятии кандидатом в члены КПСС совершенно недостаточно было ни личного желания, ни признания Устава и Программы партии, ни готовности выполнять их и активно бороться за социализм и коммунизм, ни рекомендаций комсомола и коммунистов. Главное, чтобы была выдана… именная анкета. А получить таковую было намного сложнее, чем выиграть по лотерейному билету. Все двадцать три года моей работы в Кубанском государственном университете я избирался заместителем секретаря парткома по идеологии. И не могу вспомнить случая, чтобы преподавателей кафедр общественных наук принимали в партию. Да таких и не было. Комсомольцев на общественные кафедры брать было рискованно, чтобы не подвергать трудной участи и кафедру и преподавателя. Принимали коммунистов или кандидатов в члены КПСС: в девяноста девяти из ста случаев, прием в члены партии был гарантирован.