My Ultimate Spring Playlist or Sure Feels Right
Шрифт:
– Неоплатонизм, - губы жадно принимают ласки.
Даже непрекращающаяся телефонная трель неспособна завладеть нашим вниманием дольше, чем нужно для того, чтобы вырвать кабель из сети. Знали бы циники и эпикурейцы, как бессовестно Бенедикт эксплуатировал их, дабы предаться со мной гедонизму.
Вскоре «Вспомни как можно больше направлений в философии» превратилось в череду жадных вдохов, не менее шумных выдохов с обрывками слов, поцелуев на грани здравого смысла. Фихте меня побери, я хочу, чтобы это длилось вечно. Не Фихте, о чем это я.
– Бенедикт меня побери, - осипшим голосом выдохнула я окончание мысли. Виновник не заставил себя долго ждать. Меня
***
– Камбербэтч, что за черт?! – орал в трубку злой двойник Хиддлса. – У тебя должна быть очень веская причина, чтобы можно было оправдать оборванные телефоны. И что это за «Ужин без нас. ХО»?
Я смущенно отвернулась от пытливого взгляда. Разъяренный Том орал так, что сурдоперевода не требовалось. Каюсь, я успела отправить им сообщение, пока меня избавляли от одежды. Если бы не мой подвиг, Хиддлстон мог бы одним криком не отделаться.
– Причина была, - Бенедикт замялся, - точнее есть, но не сказал бы что веская, скорее мелкая и костлявая.
Настала моя очередь возмущаться. Мелкая и костлявая? Я тебе это еще припомню, любимый мой. Еще как припомню, вот только запишу. Дальнейшего разговора я уже не слышала, похоже, мелкая и костлявая – веская причина, чтобы сбавить тон. Посему поднялась с места масштабных боевых действий и заново начала приводить себя в порядок. Если мы не попадем на выставку с отреставрированным золотыми руками Амели Вермеером, чего доброго, темная половина Томаса Хиддлстона проявит себя еще и не таким боком.
– С чего это он так вскипел? – спросила я, когда они закончили разговор. – У него что сочувственная беременность?
Все возражения и замечания так и застряли у Бенедикта в горле, а лицо приобрело выражение, которое я бы расшифровала как “WTF?”. Надо бы вернуть клиента к полноценной жизнедеятельности, время поджимает. Вот я и смягчила предыдущий диагноз:
– Переживает за Амели, чтобы выставка прошла без накладок и проблем. Ему бы чего успокоительного. Может, заскочим по дороге в аптеку? Перегорит же, как лампочка, бедолага. Нервные клетки почти не восстанавливаются.
– Ты о нем так печешься. А обо мне кто позаботится?
– И тебе что-нибудь от нервов купим, сердобольный ты мой, - пообещала я и поцеловала, чтобы не сомневался, чье состояние здоровья волнует меня в первую очередь.
Комментарий к Love You To Death
http://vk.com/doyoubelieveinfaeries
Хештэг к главе #MUSpP_Love
========== Feeling Good ==========
Inspired by: Nina Simone – Feeling Good
У меня жуткое невосприятие необходимости завести дружеские отношения со всеми соседями по купе и обсудить актуальные проблемы человечества от того, кто же все-таки Джастин Бибер, мальчик или девочка, до личной драмы говорящего. Обычно для этой коварной цели и завязываются знакомства в поездах. Выложить все, как на духу, человеку, которого с огромной вероятностью больше никогда не увидишь, использовать его, как фильтр, хочет он того или нет, а потом оставить с неприятным осадком на весь день.
Не знаю, возможно, предвзятое отношение к такому роду коммуникации появилось исключительно из-за личного неудачного опыта: мне вечно везет на свидетелей Иеговы, которые «Уверуй и бейся в экстазе прямо на полу поезда, иначе гореть тебе в аду» или любителей попьянствовать в поездах «Девушка, Вы же меня не сдадите? Может, присоединитесь?».
На подъезде к Лондону я отложила книгу, потому что наблюдать быструю смену пейзажей за окном оказалось более действенным лекарством ото сна. Не хватало еще отключиться в вагоне и поехать спать вместе с поездом. Да-да, меня растолкают и не дадут наслаждаться комфортом Eurostar, а потом я, что еще хуже, засну в метро. Позорная перспектива героического возвращения домой на выходные.
Бенедикт, ясное дело, кричал, что встретит меня со всеми почестями и оркестром с красной дорожкой, но я не очень на это надеялась, ибо он также упоминал о записи, назначенной на вечер пятницы. Жаловался на звукача и его перфекционизм, как-то неубедительно жаловался, как на мою работу. Но если парень настолько серьезен, как говорил Бенедикт, если он бьется над выпуском, пока тот не зазвучит идеально, то конец рабочего дня моего встречающего закончится даже Локи не знает когда. Мне не хотелось звонить ему, дабы не быть ослом с его «Мы уже приехали?» и спрашивать «Ты где?».
На платформу вокзала Сент-Панкрас я ступила с готовностью купить кофе и мужественно бороться со слипающимися веками. Каково было мое удивление (я почти проснулась), когда дисплей телефона сообщил о звонке героя труда, который сказал «Стой, где стоишь» и отключился, я уже почти поверила в галлюциногенные корни произошедшего.
Из толпы ко мне пробивается знакомый силуэт, я улыбаюсь, успел-таки. Машу ему рукой, он замечает меня и быстрее наверстывает разделяющее нас расстояние. Нежный поцелуй говорит «Я соскучился», отвечаю «Я тоже». Он забирает мой облегченный вариант дорожной сумки, я висну на другой руке. Можно прекращать бой с усталостью и не играть во всесильную. Обо мне позаботятся.
– Такси? – Бенедикт смотрит на меня виноватым взглядом, будто инициатива приезда исходила от него. Сама же напросилась к мамочке, то есть папочке. Как студентка первогодка, соскучилась по дому и сбежала из колледжа на выходные. Говорила ему, что предоставляю прекрасный шанс отдохнуть от моих сумасбродств, и не успел он закатить пару пьяных оргий с Хиддлсом и компанией у нас дома, как вот она я, заявилась. Глупо, но так необходимо.
– Ты мне еще лимузин по случаю закажи, - ощетинилась на себя, подколола его. – Я не балованная, могу и на метро.
– Я переживаю, не переоцениваешь ли ты свою сверхвыносливость.
***
Конечно, переоцениваю, а он недооценивает мою сверхупрямость. Она перевешивает любые доводы разума и организма в целом. Мы поехали кататься на лондонском метро. Равномерное и плавное движение от станции к станции опять вернуло к состоянию в поезде.
Я жутко устала, но признаваться в этом никому, особенно себе, не желала. Что за меня сделала моя несовершенная физическая оболочка. Я положила голову Бенедикту на плечо, взяла его ладонь в свои руки, свободной рукой он обнял меня за талию. Его пальцы поглаживают выпирающую подвздошную кость: я-таки кожа да кости. В этом жесте беспокойство, утешение? Поднимаю на него взгляд, глаза слипаются, я подавливаю зевок, трусь носом о его щеку, таким образом, спрашивая «В чем дело, моя прелесть?». Он гладит меня за ухом, смотрю ему в глаза, ласковое касание губ, мне тепло и комфортно, я дома, хотя нам еще пол-Лондона под землей пересекать.