Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы
Шрифт:
Мы разошлись по сторонам. Мне не повезло, я не нашел ничего. Лось приволок к месту сбора один мешок.
В каждом мешке было по семьдесят пять килограммов. Сухари, сахар, концентраты пшенной каши и горохового супа, сливочное масло, пиленый сахар в синих бумажных пакетах.
Мы стали разбирать подарки, чтобы получше уложить их в наши заплечные сумки. Они были отличные, с широкими лямками, так что, даже набитые до отказа, при больших переходах не натирали плечи. Однако пакетов Щеткина явно не хватало. Обычно с самолета сбрасывали не меньше четырех. Значит,
— Я поищу, — сказал Душа и пошел в лес.
А мы стали перекладывать продукты в заплечные сумки. Глаза у нас разгорелись. Так приятно было видеть сухари, пакетики с маслом, концентраты и перебирать их. И не скрою — я разрешил каждому съесть по сухарю.
Они хрустели у нас на зубах, и мелкие острые крошки царапали кожу во рту.
Какая это чудесная вещь — сухари!
Вдруг неподалеку винтовочные выстрелы, очередь из автомата.
Мы быстро приникли к земле и спрятались за обгорелыми стволами.
Выстрелы не повторялись. Оставив у мешков Шокшина и Елкина, я и Лось отправились по следам Души.
Было несомненно, что из пистолета-автомата стрелял именно он.
Шли пригибаясь, останавливаясь через каждые два-три шага. Опасались засады. Но уже через пять минут мы увидели Ямщикова, который медленно приближался к нам, толкая перед собой какой-то предмет. По напряженному лицу Души можно было понять, что ему тяжело. Павлик останавливался, отводил назад ногу и ударял ею о невидимый нам предмет.
Что он, с ума сошел, что ли?
Мы подошли поближе и увидели, что Душа толкал тяжелый, грузный мешок с продуктами, обходя кусты, деревья и кочки.
— Ты что, игру затеял? — строго спросил я. — Здесь стрельба, а ты развлекаешься!
— Это в меня стреляли, — ответил он, продолжая толкать ногами мешок. — Это я стрелял! Троих уложил. Понимаешь, они раньше меня мешок разыскали и уже делить собрались. А тут я нагрянул. — Кивком головы он указал назад, и мы с Лосем увидели метрах в тридцати от нас, среди обомшелых кочек, распростертые трупы.
— Не беспокойся, не встанут! Мы заметили друг друга одновременно, только у них винтовки, а у меня автомат.
— Так что же ты, черт, леший, от радости в футбол начал играть? — огрызнулся Лось.
— Да нет, продырявили, сволочи, — сказал Душа и посмотрел на свои волосатые руки.
Они висели неподвижно вдоль тела, как плети. Крупные, словно осенняя брусника, капли крови падали на изумрудный мох.
— Обыщи их, я не смог, — тихо проговорил Ямщиков, указывая на солдат. Но сразу же сморщился и опустил руку. Рябоватое лицо его побледнело. Павлик крепко сжал зубы, на лбу проступили капли прозрачного пота. Он с трудом сдерживал подкатывавший к горлу стон. — Нет, не бывать мне больше токарем, — с тоскою сказал он.
Лось пошел обыскивать солдат, а я взвалил на плечи мешок и вместе с Душой пошел к месту сбора.
— Дай хоть руки перебинтую.
Мы остановились под обгоревшей сосной. На соседней сосне сидела на большом узловатом суку белка, совсем такая, как та, которую мы видели на пути сюда, и внимательно следила
Он сморщился, топтался на месте от боли, но не проронил ни единого звука.
Мы скоро дошли до сосны, под которой были сложены мешки. Груз мой за плечами казался очень тяжелым. Но ведь в такие часы один можешь поднять столько, сколько в другое время и вдвоем бы не осилил. Так и наши девушки выносят из боя тяжелораненых.
Лось догнал нас, когда мы уже подошли к месту сбора.
— Обыкновенные собаки-каратели… — сказал он. — Ничего особенного не обнаружил.
— Душе надо немедленно идти в санчасть, — взволнованно проговорил Шокшин.
— Нельзя в таком виде его отпускать одного, — заметил Елкин. — Надо всем сейчас же идти обратно.
— Да, конечно, — подтвердил я.
Но Душа не согласился.
— Делайте свое дело, вам еще мешок надо найти, я сам добреду.
И мы сделали так, как он сказал. Бинтами индивидуального пакета привязали обе его руки к шее, чтобы они не висели, и положили в них две заряженные гранаты. Стоило только Душе опустить руки, и гранаты, упав на землю, взорвались бы. И тогда горе тому, кто окажется поблизости.
Ямщиков знал, что при этом его первого разорвет на куски.
Он пошел обратно, и заплечный мешок его был туго набит сухарями. Они были полегче концентратов. Павел настаивал на том, чтобы не идти порожняком к отряду.
Через минуту-другую он скрылся за деревьями, и никто не мог бы сказать, в какую сторону он ушел, — такой плотной стеной лес прикрывает каждого, кто с ним дружен.
Мы продолжали поиски. Но, как и следовало ожидать, последний мешок найти было труднее. Однако же минут через двадцать после ухода Ямщикова Лось нашел и с трудом притащил еще мешок. Но его разыскивали не только мы.
Очевидно, финны заметили, что Щеткин бросает мешки, и рыскали вокруг. Трое солдат, убитых Ямщиковым, по-видимому, были только одним из дозоров. Не успел Лось положить свою находку рядом с другими мешками, как мимо него просвистела пуля. Второй выстрел ударил по ремешку моей полевой сумки, и она повисла на одной лямке.
Мы быстро залегли за стволами и начали отстреливаться.
Эти черти, каратели, очень искусно маскировались: они, казалось, слились со стволами сосен, с кочками, с пнями. А наша позиция на черной земле, среди огненно-рыжих кустов была очень невыгодной. К тому же сухари и масло — плохая защита.
Мы сначала не знали даже, сколько врагов против нас. Но даже если бы их было много, мы не могли так, за здорово живешь, оставить им продукты, когда у наших партизан вторые сутки не было во рту и маковой росинки.
К счастью для нас, солнце уже начинало садиться, и садилось оно за нашей спиной, заливая лес ярким оранжевым светом. Стволы сосен напоминали в этом свете гигантскую морковь. Все предметы становились ярче, и расстояние скрадывалось. Но здесь, где бой шел на коротких дистанциях, это, конечно, не могло сыграть большой роли.