Мы влюблены в свою свободу

Drug addict

— Скажешь им спасибо, ладно? И тебе спасибо. И не отводи взгляда от меня, Макфинн.

Я слышу, что она улыбается.

Ее слова повисают в воздухе. Вдали слышится звук фуры, приближающийся к нам. Рев двигателя слышен даже здесь, и он оглушает.

— Джули!

Мой крик почти не слышен. Она не обращает на меня внимания. Меня слепят фонари приближающегося грузовика. В голове звучат ее слова «Смотри на меня бесконечно внимательно».

«Не отводи взгляда от меня, Макфинн».

И я смотрю, не вправе отвернутся. Ее волосы намокли от дождя, хвост потрепан, красивые и

большие глаза светятся, словно у кошки. Она выдыхает, и горячий пар клубками вырывается у нее изо рта. Она делает шаг, и еще один, и еще, разбегается и прыгает под колеса фуры. При этом она молчит, молчит до конца. Я слышу крик, но не могу сдвинуться с места, только через секунду, я понимаю, что это мой крик. Фура делает крутой поворот и ее заносит на бок, в канаву, проходящую по бокам дороги. Мне плевать.

Я бегу к Джули. На ней грязь, кровь и пот. Она пахнет мокрым асфальтом. Я боюсь ее брать за руку. Боюсь обнаружить, что она холодная. Слезы застилают глаза, я смаргиваю их. Я повторяю вслух ее имя, и смотрю на нее: Она раскинута на дороге, пластом лежащее тело. Я не могу кричать, я могу лишь смотреть. Ее лицо: оно абсолютно чистое. Оно бледное с медленно проступающей голубизной. Ее глаза красивы и пусты. Они как у фарфоровой куклы: стеклянные.

Я рукой провожу по ее векам, что бы опустить их. Оторвать взгляд от нее — проявить трусость.

— Джули, — я рыдаю в голос, — Джули, вернись.

Я провожу рукой по ее разбитому затылку. Я вся в ее крови. Снова.

Мне все равно, что я сижу на дороге над мертвым телом. Все равно, что я промокла, что мне холодно, что я рыдаю. Что водитель в фуре тоже мертв. Я поднимаю голову вверх: дождь превратился в снег. Все вокруг застлано белой пеленой, которая тихо ложится на тело Джули и мое. Крупные снежинки появляются из глубин иссиня-черного неба. Всю дорогу освещает лишь фонарь, свет от которого отражается в миллионе снежинок. Я слышу крик позади себя и вытираю щеки от слез, пачкая кровью и грязью свое лицо. Все мысли путаются и сквозь них, в голове проступаешь лишь одна фраза. «Ты серьезно меня ненавидишь?». Только сейчас я понимаю – нет.

Вскоре люди набегают сюда, топча дорогу, на которой в тишине разбилась фура и умерла Джули. Я не имела смелости оторвать от нее взгляда до того момента, как ее погрузили в машину скорой помощи. Не хочу ничего, кроме того, чтобы лечь на дорогу и лежать, лежать, лежать. Полицейский спросил меня, кем я приходилась Джули. Я, накинув капюшон и закурив, уставилась на него.

— Никем. Я ее не знаю. Впервые вижу, сэр.

Я шла, выкуривая одну за другой. Я не видела ничего, кроме собственных ног, которые путались в грязи. Мой голос охрип и осел. Дойдя до клуба, где, по идее, должны были быть музыканты, я осмотрела себя: мои руки были в крови.

Перед глазами стояла Джули с ее бледным, голубоватым лицом, разбитой головой, из которой течет кровь, тело, сочащееся смертью и холодом и пустые глаза.

А теперь другая задача: попробуй найти музыкантов в клубе. Все-таки найдя их у стойки, я раздаюсь рыданиями. Их зрачки неестественно широкие. Мы выходим на улицу, и я утираю слезы.

— Что такое? — Алекс всматривается мне в глаза.

— Джули… она умерла.

И я рассказываю им все.

Начиная от «Пошли на воздух», заканчивая «И не отводи от меня взгляда, Макфинн». Я вижу, как их лица искажаются с каждым сказанным словом. Я борюсь с дрожью в руках. Я даже рассказываю про «Никем. Я ее не знаю. Впервые вижу». Мне не становится легче. Я лишь чувствую вину. Она из-за меня покончила с собой.

«Всего-то неделя».

«Ты серьезно меня ненавидишь?».

Мы едем домой. Молча. Когда такси останавливается, я выбегаю из машины. Снова падаю в грязь, смешанную со снегом. Кровь еще не запеклась до конца. Я падаю еще и на пороге, оставив на линолеуме такой же след, какой оставила и неделю назад Джули. Грязь, смешанная с кровью и снегом. У меня нет сил, чтобы встать. Я сворачиваюсь клубком прямо на полу и начинаю рыдать.

Слишком все ужасно. И это – из-за меня.

Смерть – это не потеря. Смерть – это гораздо глубже.

========== Глава 4. ==========

Стив подхватывает меня на руки. Я трясусь от рыданий. Слышу приглушенный голос Вендетты «Что случилось?», и уверенный, сиплый голос Алекса «Джули покончила с собой у нее на глазах».

Больше я не в состоянии что-то слышать. Я ложусь и отключаюсь от бессилия. Просыпаюсь глубокой ночью. На полу, рядом с кроватью, лежит Стив. Он перетащил туда подушку и одеяло. Я шевельнусь – он проснется. Стив доверяет слуху больше, чем чему-либо еще.

Я не прекращаю думать о Джули. Я кидаюсь в себя обвинениями и пытаюсь не заплакать до самого утра. Как только всходит солнце, я чувствую что-то еще, кроме боли, одиночества, обиды. Я чувствую какую-то надежду. Время – шесть утра. Мы все устали, а если я сейчас встану, то Стив проснется. Я закрываю глаза и понимаю, насколько я опять устала.

Проснувшись во второй раз, я не обнаруживаю Стива. На кухне слышен звон посуды, но не голоса. Я встаю с кровати и иду к остальным. Проходя мимо зеркала, я замечаю, что выгляжу ужасно: волосы, свалявшиеся в грязи, лицо, перепачканное чуть меньше рук. Глаза, опухшие от слез и усталости и пальцы – о боже – в крови и грязи. В ее крови.

Как только я появляюсь на пороге кухни, все смотрят на меня. Никто не говорит ни слова.

— Лори, — мягко говорит Алекс, — у Джули нет сестры.

Я выдыхаю и прослоняюсь к стене.

— Что?

Он не отвечает. Я спускаюсь вниз и захожу в спальню, где жила Джули. Кровать, заправленная мягким пледом, ее запах в воздухе… и стопка тетрадных листов на столе.

Я просматриваю каждый.

День 1.

Кажется, я нашла причину, чтобы жить. Хотя, я в замешательстве.

Меня изнасиловали. Меня пырнули ножом. Я живу у людей, которые находятся в розыске. А еще, Глория меня ненавидит.

1\7. Осталось 6 дней.

День 2.

Врать про то, что ты кому-то нужна – глупо. Но это единственный выход. Глория все-таки дает мне надежду, если она нашла смысл жизни в этих ребятах, то и я найду. Хотя времени у меня чрезвычайно мало.

2\7. Осталось 5 дней.

День 3.

Честно скажу, искать смысл жизни в тех, кому ты безразлична – дело гиблое.