Мы все актеры

Арбузова Наталья Ильинична

ДЕДУШКА ТОХИР (к дедушке Собиру, сердито топорща черные усы): Уважаемый Собир… моему Далеру ничего не стоит поколотить Вашего Рустама. (Становится на голову возле дивана.)

ДЕДУШКА СОБИР (обиженным голосом): Уважаемый Тохир… мой Рустам в экспедиции был начальником Вашего Далера. (Снимает с ног стоящего на голове дедушки Тохира узорчатые востроносые туфли, бросает их на пол.)

ДЕДУШКА ИННОКЕНТИЙ (спускается с люстры в виде стеклянного ангела, подбирает туфли уважаемого Тохира, аккуратно надевает на его торчащие кверху ноги – задом наперед): Взрослые люди не дерутся. (Запнулся.) Ох, неправда… дерутся, еще как.

Тихий сентябрьский вечер. Рустам

идет домой мимо Преображенского монастыря. Под старыми стенами, под желтеющими тополями – ни души. Али встает у него на пути с пушкой в вытянутых руках.

*АЛИ: Ни с места… я видел тебя… ты выходил из машины… тебе отворил дверцу парень Ваньки Шестопала. Предатель… наши давно тебя подозревали… поганый христианин… как ты проповедовал в вагончике… мне рассказывали. Читай суру, если еще помнишь.

*РУСТАМ: Али-ока… наши пути разошлись лишь потому, что ты летел самолетом, а я ехал автобусом. Я никого не предавал… брось оружье, Али-ока. (Делает шаг ему навстречу. Али стреляет.)

Весь экран становится красным. Потом появляется горный пейзаж. Розовеющая снежная вершина, куда ушел учитель – в точности тот же абрис. Над нею замкнутым венчиком – с дюжину облачных столпов, такой небесный Стонхэндж. К вершине трудно бредет одинокая фигура. Прямо рядом с нами слышен голос Рустама, без таджикского фона-дубляжа.

РУСТАМ (с мукой и сомненьем):

Брат мой… ты метко стрелял, не промазал,

А я еще не готов идти.

Анна Сергевна! где небо в алмазах?

Я не знаю пути…

Из-за вершины встает солнце, луч ложится Рустаму под ноги. Теперь его фигура занимает весь экран. Ступни тяжело проламывают наст, губы запеклись, обожженные солнцем глаза устремлены к вершине.

ТРИНАДЦАТЬ НЕВЫДУМАННЫХ ИСТОРИЙ

ИЗ ЖИЗНИ МОЕЙ СЕМЬИ И МОЕГО НАРОДА

1. Своя ноша не тянет

Сын Митька в 15 лет шел на лыжах по полю Тимирязевской академии. Нашел пьяную худую бабу лет 50-ти. Снял лыжи, поднял бабу, стал спрашивать, где живет. Баба отвечает членораздельно: «На Красностуденческом». Переволок Митька бабу через снежное поле. Баба узнала дом, подъезд, этаж, квартиру. Открыл такой же пьяный муж. Митька сдал ему бабу, и баба сказала: «Сынок, я в cтуденческой столовой работаю, ты приходи, я тебе и первое, и второе ...»

2. Отец убьет

Сижу на 9-ое мая в Тимирязевском лесу. Рядом тусуются пьяные подростки. Тут одна девка вскричала: «Меня не тронь, тебя отец мой убьет». Видя такую ее добродетель, я растолкала обидчиков, крепко держу пьяную девку. – «Пойдем, дура, домой». – «Не, не пойду, отец убьет». – «Пусть лучше тебя отец своей родительской рукой убьет». Тащу к выходу, спрашиваю, где живет. Девка отвечает членораздельно: «На Красностуденческом». Переволокла я девку через зеленое поле. Девка узнала дом, подъезд, этаж, квартиру. Открыл такой же пьяный отец. Я сдала ему девку, и отец сказал: «Ты вот нажралась, а учительница!!! должна тебя тащить».

3. Господь не дозволил

В войну девятьсот четырнадцатого года мать была гимназисткой младших классов. Приходит горничная диктовать письмо жениху на фронт: «Ангел мой Петя, хотя розы юности цветут на моих щеках, но я буду себя соблюдать, пока Господь дозволит». Письмо отослали, однако ж потом вышло так, что Господь не дозволил.

4. Смертный пирожок

К дедушке в

именье Дмитровское приходит очень старая нищенка. Бабушка подала ей денежку и кусок пирога. Через малое время приходит другая, еще того старше. «Матушка барыня, дай-кось ради Христа смертного пирожка». – «Что ты, милая, какого тебе смертного пирожка, окстись, Господь с тобой!» - «А вот ты третьего дня подала Матрёне, так она лёгко померла...»

5. Бог милости прислал

Возле Дмитровского была деревня Истомино. Пошла из деревни бабка внучку крестить. Приходит назад. – «А вот Бог милости прислал, а я вам Нюшу принесла». – «Бабка, так у нас уж есть Нюша!
– «А кто ж вас всех упомнит...» Так и вижу дюжину детских голов на печи и кучу валенок в углу.

6. Жалко Николашу

В старости мать жила в коммуналке на Хуторской улице. Приходит участковый арестовывать на 15 суток соседа Николашу. Не застал его, зашел к матери посоветоваться. Мать сказала: «Жалко Николашу». Участковый ее послушал. Вечером приходит Николаша, как всегда пьяный, жмется у дверей. – «Позвольте ножку, мерочку снять, я Вам тапочки сошью».

7. Загадка

Кузина Марина Скурская выросла сиротой. Отец погиб в Белой армии, потом мать померла скоротечной чахоткой. Марина выучилась в Орле в ветеринарном техникуме. Послали работать в сибирскую деревню, поселили у хозяйки. Та пригляделась и сказала: «Никак не пойму, не то ты очень простая, не то ты очень благородная». И впрямь загадка.

8. Своя своих не познаша

Переехала я в хрущёвку на улицу Тухачевского. Вскорости приходит соседка, спрашивает, когда у нас Троица. Я сочла семь недель от минувшей Пасхи, говорю ей. Но хитрая баба не хуже моего знает Троицын день. После проверки на православное вероисповеданье она разговорилась. Ее зовут Марья Ивановна Решетникова, она из села Девицы Воронежской губернии. – «А Вы, верно, учительница, так чисто ходите» (то есть, это я чисто одеваюсь).

9. Отче наш, или шпиономания

В 60-тых годах я ходила пешком по северу от монастыря к монастырю с малыми деньгами в подкладке куртки и зубной щеткой в кармане. В деревне Пристань бдительные бабы поймали меня за шпионку. Свели к бригадиру - единственному мужику на всю деревню. Тот сидел обедал. Заставил меня прочесть «Отче наш» и велел отпустить.

10. Неудобно без электричества

Летом в Дмитровском взяли в услуженье девушку из деревни. Она вошла в барский дом и всплеснула руками: «Сколько народу в этих комнатях положить-то можно!» Потом съездила на зиму с господами в Москву. Вернулась в тот же недавно так поразивший ее воображенье деревенский барский дом и посетовала: «А неудобно без электричества».

11. Больно неохота

К деду пришла за советом и помощью недавно овдовевшая крестьянка. Забота ее крестьянская - не стало мужика в хозяйстве. – «Нюшку выдавать жалко, а самой уж больно неохота». Нюшке, как потом выяснилось, было еще только пятнадцать.

12. Вежество

Орловский деревенский обряд угощенья таков: «Ешьте, ешьте, нешто нам жалко». – «Спасибо, дома прискучило».

13. Роды наши не такие

В бытность деда мировым судьей судили бабу-однодворку за кражу. Баба оправдываться не хотела, только хмуро повторяла: «Роды наши не такие, чтобы красть». Насилу дед ее оправдал, с него семь потов сошло. Баба спасиба не сказала, но повторила с удовлетворением: «Роды наши не такие...» Дед был счастлив.