Мы все актеры
Шрифт:
В облезлом голубом домике пол в сенях провалился. Замков нет. Алишер щелкнул выключателем – никакого эффекта. Ржавая плитка с открытой спиралью, грязная посуда. Алишер садится спиной к окну за стол, кладет на него вытянутые руки. Ангел смерти сел напротив в точно такой же позе. Но Алишеру видеть его не дано. Мерцают кадры: то ангел, в упор глядящий на Алишера, то пустая облупленная стена в глубине комнаты.
Дом главаря змеиных курток в Салтыковке. Кирпичный забор в полтора человечьих роста, поверх него три ряда колючей проволоки. Хозяин сидит под деревцем в плетеном кресле.
*ХОЗЯИН: Ко мне, Мухтар! (Тот повинуется.) Где твой племянник?
*МУХТАР: Ждет. (Подзывает рукой Али.)
*ХОЗЯИН: Али, мне донесли – тебе везут кочан капусты. Ты покойник, если подтвердится, что пытаешься наладить свой канал.
*АЛИ: Хозяин, меня подставили… если ко мне придут – притащу сюда в наручниках… допытаемся, кто подослал.
*ХОЗЯИН (колеблется): Провокация? хотят сорвать нам оптовую поставку? может быть. Ступай… ты пока свободен.
На таможне в Домодедове.
ТАМОЖЕННИК (перерывает ящик с молодой капустой): В капусте, говорят, находят деток.
Разрезает один кочан, второй. Нажимает кнопку, ящик едет дальше.
Алишер всё сидит, ждет Али. Задремывает, клюет носом.
*АЛИШЕР (во сне): Я ей сказал – Мунис, ты как звезда на небе… (вскидывается, ровно кто толкнул; ясно видит перед собой застывшим кадром ангела смерти) …о, подожди, дай сотворить намаз!
Приглушенный выстрел из окна – в затылок. Алишер валится под стол.
Рождественский сочельник в доме на Преображенке. Настоящая елка со звездой, на ней горят настоящие свечки. Тихо звучит ребиковский вальс – так, неизвестно откуда. Под люстрой от подымающегося теплого воздуха кружится старинный стеклянный ангел. Мишка что-то мастерит из детского пластмассового конструктора. Рустам самозабвенно переписывает с экспедиционных фотографий фрагменты настенных надписей. Лена наливает борщ Фарходу. В половник попадает маленькая белёсая морковка. Лена беспокойно вытаскивает ее и, разглядев, съедает.
ФАРХОД (показывает Лене снимки детей): Лола… Заир… надо много денег. Работаю на завод тротуарной плитки… двадцать таджики… пять вагончики… холодно.
ЛЕНА: Ешь, пока горячее… детки хорошие.
ФАРХОД: Магомет пророк… Мусо пророк… завтра день пророк Иссо. Магомет сказал: нет Бога кроме Бога. Рустам сказал: у нас один Бог, разные книги. Рустам мудрец… Рустам будет учитель.
ЛЕНА: Твоими устами да мед бы пить.
ФАРХОД: Без выходных работаем - только завтра не работаем. Завтра Рустам придет измайловский зверинец. Все хотят слушать.
ЛЕНА: Ага, львы и тигры.
ФАРХОД: Зверей нет… завод.
МИШКА: Жалко.
Лена гасит те свечи, что догорели. Почти все уже погашены. Уводит Мишку, тот машет рукой. Незаженная люстра начинает трепыхаться и позванивать. Рустам подымает голову. Вместо стеклянного рождественского ангела на какое-то мгновенье возникает ангел смерти.
Первый день Рождества, ранние сумерки. Низко стоит зеленоватая вечерняя звезда. Дверь вагончика-бытовки распахнута, из нее валит пар. Набились, как сельди в бочку. Рустам говорит тихо, почти уткнувшись в лица слушателей.
*РУСТАМ:
Тиха сегодня земля христиан – слушайте тишину.
(С удивленьем прислушивается к непонятно откуда возникшему шуму. Высовывается в дверь и, залюбовавшись звездой, продолжает чуть громче.)
Это звезда пророка Иссо – стоит над домом, где он рожден.
(Шум нарастает. Пробегает молодой таджик. Потерял башмак, драпает по снегу в одном.)
Парень, куда? подбери башмак.
*МОЛОДОЙ ТАДЖИК: Бритоголовые здесь!
Ворота дрожат от ударов, наконец не выдерживают. Вваливаются полсотни человек. Скинхедов всего пять-шесть, остальные просто заводские рабочие. Впереди ангел смерти и здоровенный наголо обритый детина в тулупе, распахнутом на голой груди, где сияет преувеличенных размеров золотой крест. Все с железными арматурными прутьями, включая ангела.
РУСТАМ (в бытовке, по мобильному): SOS… ноль один… МЧС… милиция…
Скорей на улицу Измайловского Зверинца!
*ТАДЖИКИ (галдят):
Не надо милиции… лучше скрыться…
Фальшивая регистрация… депортация…
Рустам в одной красной футболке выходит на крыльцо вагончика – он уж осажден вражднбной толпой.
СКИНХЕД С КРЕСТОМ (оглядев Рустама):
Вы, черножопые всё загадили.
Вас, черножопых, пора давить
Рустам спускается со ступенек, становится один перед нападающими. Недоброе молчанье.
РУСТАМ:
Крестоносцы в этот день не сражались.
Не омрачайте святого дня.
Фарход выскакивает из бытовки, становится за спиной Рустама. Ангел смерти поднимает арматурный прут, точно жезл. Рустам хватается за прут широко расставленными руками. Ангел тоже берется второй рукой за прут. Борются со страшным напряженьем, две фигуры во весь кадр. Потом эта картинка слетает в правый нижний угол экрана и остается там как окно. В кадре теперь огромная фигура скинхеда с крестом. Он замахивается железным прутом. Удар приходится на голову Фархода.
*ФАРХОД: Мама… Сафина… Лола… Заир… (Падает.)
Опять во весь экран Рустам с ангелом. Ангел уступает прут Рустаму, отступает за спины погромщиков. Погромщики прячут свои прутья за спины и сами пытаются спрятаться за спины товарищей.
ПОГРОМЩИКИ (негромко): Хватит… пускай запомнят… пойдем.
Вываливаются на улицу. Их голоса затихают. Невдалеке слышны сирены милицейских машин.
В проходной завода мент смотрит паспорт молодого таджика, так и не нашедшего второго ботинка. Рустам стоит на пороге за спиной мента.
МЕНТ (звонит по телефону): Квартира девять, Якорная шесть? Живет кто-либо из Таджикистана? Нет? депортация. Пять лет без права въезда.
Кладет трубку. Ставит штамп в паспорт. Таджик поджимает ногу в драном носке.
РУСТАМ: А убитого депортируют?
МЕНТ (не расслышал): Что?
РУСТАМ: Тело отправят на родину?
МЕНТ (Рустаму): Ты можешь идти… чего стоишь?
Мать Фархода сидит на полу. Закрыла ладонями и без того глухие уши, опустила сморщенные веки на глаза, и без того еле зрячие. Раскачивается из стороны в сторону, тихо поднывая.