Мятеж

Корнеев Роман Александрович

Когда же за спиной у команды с грохотом закрылись тяжёлые створки дверей, традиционно деревянных, в два человеческих роста, Даффи поневоле почувствовал бегущие по коже мурашки. Внутри остались только двое сиров и он с командой. Остальные предпочли ждать снаружи.

Слово опять взял проконсул.

— Даффи, прежде чем мы начнём, я хочу тебе сказать пару слов неофициально.

Даффи и открывший забрало Чимпан переглянулись. Интересное вступление.

— Это очень необычное дело, потому мы с сиром Феллметом очень надеемся на тебя и твою команду. Не подведи нас.

О как.

— Теперь

официально. Всё, чему вы станете свидетелями в течение этого дела, а также любые материалы, которые вам доведётся изучить, должны оставаться в секрете для всех, кроме членов Высокого суда Тетиса, за исключением закрытого перечня лиц, который также находится в ведении Высокого суда. Тебе только что транслирован Статут дознания, за исключением вышеозначенного пункта он стандартный для такого рода дел, ознакомься сейчас и акцептируй [175] , если тебя всё устраивает.

175

Акцептировать, заакцептить (от англ: «принять») — здесь: официально согласиться с чем-либо, принять что-либо.

Вдохновлённый таким вступлением, Даффи немедленно погрузился в чтение. Статут занимал семьсот килобайт, но действительно был стандартным, во всяком случае, квол не сумел найти там подозрительных диффов. Просекьютор поморщился, но заакцептил. В обычных условиях он бы попросил сутки только на изучение Статута. Тут явно был какой-то подвох, вот только какой. Но даже если он и был, Даффи это дело уже бы не мог позволить себе так вот упустить, из-за голого журидического упрямства.

— Отлично. В таком случае мы оставляем тебя и твоих людей, можете располагаться пока здесь, как закончите, прикройте за собой дверь. А мы подождём снаружи.

Ничего себе. Его вопиющесть оставили им в пользование собственный кабинет. Или приёмную, что тут у него.

Но для чего?

Тренькнуло входящее сообщение.

Вводная по делу, подписанная, зашифрованная.

Пока шло декодирование, Даффи обернулся на команду. А что, не ржут, кумекают, мотают на ус. Это хорошо. Только балагана тут и не хватало.

Первые несколько файлов Даффи проглотил парой взглядов. Место, время, участники.

Та-ак.

— Это что получается… мятеж?

Даффи покачал головой. Чимпан всегда был склонен применять в речи громкие и журидически неточные формулировки.

— Это вам и нужно будет выяснить для предъявления результатов дознания Высокому Суду.

Голос раздался из дальнего угла зала, где ещё секунду назад, Даффи был готов поклясться, никого не было.

Информационная карточка говорящего не всплывала. Квол по команде бросился шерстить базу данных для опознания, двое из команды уже вскинули разрядники, но были остановлены резким жестом Даффи.

— Опознание завершено.

Даффи и остальные дружно отсалютовали.

— Соратник.

— Просекьютор. Не беспокойтесь за конфиденциальность, эти документы готовил лично я, и нет, я не собираюсь никак вмешиваться в вашу работу, мне важно, чтобы вы сделали её честно, от этого многое зависит. И как бы далеко вас не завело это дело,

прошу вас, не останавливайтесь. Именно за эту способность я и остановился на вашей кандидатуре.

Даффи поджал губы.

— Не лучший способ вы выбрали для того, чтобы оставить меня непредвзятым.

Его собеседник усмехнулся.

— Поверьте мне, вас ещё попытаются сделать предвзятым. И такие величины, по сравнению с которыми я — ничто. Но вы справитесь. Единственное, чего я не хочу, так это того, чтобы истинный уровень интересантов этого дела стал для вас сюрпризом. Со своей стороны я сделаю всё, чтобы вас оставили в покое, но возможны любые эксцессы, имейте это в виду. Вы готовы?

Даффи про себя выругался.

— Соратник, скажу прямо. Я выйду из дела, как только почувствую, что мною манипулируют.

Его собеседник коротко кивнул.

— Принимается. Только учтите, если вами будут успешно манипулировать, вряд ли вы это заметите. И потому мой вам совет, запустите глобул. Прямо сейчас.

Даффи почувствовал, как неудержимо краснеет под собственным пафосным париком. А ведь он чувствовал, что что-то всё-таки упустил.

Необходимая устная формула была произнесена с пулемётной скоростью, и глобул, яростно стрекоча, тотчас взмыл в воздух, но Соратника в зале уже не было.

Я плыл в коконе небытия, с трудом осознавая собственное существование.

Редкие обрывки мыслей полоскались на ветру нестабильного нейропотока, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь определённое, чтобы получить опору и начать привычно разматываться в бесконечную цепочку внутреннего монолога, которую многие по ошибке считают высшей нервной деятельностью.

Или сознанием.

Или ещё сильнее — душой.

Некто или нечто, что стоит позади тебя, смотрит через твои глаза на мир, захлёбываясь в восторге от увиденного.

Или в гневе.

Или куда чаще — в отчаянии.

Но увы, и жизнь, и сознание, и нелепая человеческая душа, все они вполне успешно могли существовать и без определённых мыслей, так мы успешно существуем в раннем детстве, до формирования речевой картины мира, и ещё раньше, пребывая в околоплодных водах.

В то время нам уже ведомы эмоции, желания, мы способны на различные чувства, можем строить планы, любить и ненавидеть, стремиться к чему-то или же нечто отвергать.

Более того, мы вполне себя осознаём как личность, предельно чётко отделяя собственное бытие от окружающего мира, наш мозг успешно формирует образ нашего тела, мы способны исследовать мир, пусть он и ограничен околоплодным пузырём, более того, наш мозг в последнем триместре пренатального [176] развития обладает большим количеством нейронов и синаптических связей, чем мозг взрослого индивида. Этой чудовищной комплексной нейросети, на порядки превосходящей самых сложных из когда-либо построенных кволов, на том этапе остро не хватает знаний, но для осознания себя она подготовлена.

176

Пренатальный — здесь: внутриутробный.