Мышь под судом
Шрифт:
Хоть и знал уже Дух коварство и лживость старой Мыши, а все же решил еще раз поверить преступнице. Повелел он привести обвиняемых и в гневе сказал Светлячку:
— Драгоценным огнем надлежит тебе освещать путь к Истине [66] . Почему же стал ты сообщником преступления?
Спросил он и у Петуха:
— А ты зачем помог преступнице?
Дрожа мелкой дрожью, отвечал перепуганный Светлячок:
— С незапамятных времен зарождаюсь я в гниющем сене, обитель моя — дремучие леса. Когда налетает прохладный осенний ветер, я распускаю крылья и лечу; когда солнце заходит за горы, зажигаю свой огонек и лечу. Случается, опускаюсь я на письменный стол ученого и заменяю ему свечу, иногда сажусь на одежду поэта, озаряя его седые волосы. При свете солнца я угасаю, во мраке ночи никогда не лгу.
66
Драгоценным огнем надлежит тебе освещать путь к
Ну и удивился Петух, когда взяли его под стражу. Нежданно-негаданно свалилась на него беда: впервые попал он в суд. От испуга вытянул Петух шею и стал хрипло кричать, но вскоре успокоился, распрямил свой красный гребешок и заговорил:
— Мое дело — возвещать зарю! Голос мой призывает солнце! На заставе Ханьгу спас я от погони Тянь Вэня [67] , ночью заставил Цзу Ти плясать от радости [68] . Мой утренний клич напоминает вассалу о верности государю, а добродетельной жене — о нерадивости гуляки-мужа. Непричастен я к преступлению Мыши!
67
На заставе Ханьгу спас я от погони Тянь Вэня. — Однажды, гласит предание, Тянь Вэнг, спасаясь от преследования циньского правителя, наткнулся на закрытую в ночное время заставу. Тогда один из друзей Тянь Вэня пропел петухом — стражники открыли ворота, и Тянь Вэнь был спасен.
68
…ночью заставил Цзу-ти плясать от радости. — Цзу-ти — китайский сановник эпохи Цзинь (265–420 гг.), тайный ревизор. Однажды ночью его разбудил крик петуха, благодаря чему Цзу-ти сумел вовремя раскрыть крупный заговор против императора.
Допросив Светлячка и Петуха, Дух повелел отвести их в темницу, а сам сказал Мыши:
— Знаю теперь, что светить в темноте — назначение Светлячков, а кричать по утрам — обязанность Петуха. Значит, ни Светлячок, ни Петух не могли быть соучастниками твоего преступления, невиновность их очевидна. Кто же был твоим сообщником? Говори немедля!
Назвала Мышь Кукушку и Попугая.
— Прогрызла я стену кладовой, а предо мною — земляная насыпь; с трудом разгребая землю, стала я перетаскивать ее в другое место. Мне и невдомек, что поблизости Кошка притаилась, глаз с меня не спускает. Но тут села на дерево Кукушка и прокуковала: «Лучше вернуться! Лучше вернуться!» [69] Я сразу догадалась, что грозит мне опасность, и кинулась со всех ног к своей норе. Тут-то Кошка на меня и прыгнула: когти выпустила, зубами скрежещет; да только я уже далеко была! Так спаслась я от коварной хищницы. Разве не Кукушка помогла мне избежать беды?
69
«Лучше вернуться!» — Согласно китайскому преданию, Ван-ди, правитель древнего княжества Шу, потрясенный высокими нравственными качествами жителя княжества Цзин Кай-мина, уступил ему престол, а сам удалился в «Западные горы», где скончался, грустя по своей стране. Это случилось во втором лунном месяце, когда кукуют кукушки. Люди сложили легенду о том, что душа Ван-ди, обернувшись кукушкой, кукует «Лучше вернуться…».
Но это еще не все. На другой день попробовала я снова в кладовую пробраться; гляжу — передо мной груда камней, сдвинуть их мне не под силу. «Ну, думаю, придется бросать эту затею!» Но тут прилетел Попугай, сел на ветку и говорит: «Мышь, прогрызи дыру! Мышь прогрызи дыру!» Я и послушалась; забыв про усталость, с новыми силами принялась за дело. Разве не вправе я сказать, что на преступление толкнул меня Попугай?
Выслушал Дух эту речь и велел Воинам привести подстрекателей.
Горько заплакала Кукушка:
— Я — душа покойного властителя царства Шу, извечный гость Башаньских гор. Можно ли не печалиться вдали от родины? Когда луна горюет над безлюдными горами, я кукую: «Лучше вернуться! Лучше вернуться!» Поэт услышит — прослезится, путник услышит — задумается. От века звучит в лесу мой голос, почему же уверяет эта Мышь, что пела я ради нее?
Затем шумно затараторил Попугай:
— Я выходец из Луншаньских гор, желанный гость Людей. Разумом постигаю я мирские дела, речью могу подражать Человеку. Во дворце танского императора читал я стихи, в доме почтенного Яна разоблачил коварную изменницу, звал меня Мин-хуан и «Белоснежкой», и «Зеленым Чиновником» [70] . Поэт Ми Хэн воспел меня как «Священную птицу с Запада» [71] , а Бо-Цзюй-и [72] прославил мою родину, что к востоку от Янцзы. Душа и повадки у меня птичьи, но разговариваю
70
Во дворце ганского императора читал я стихи, в доме почтенного Яна разоблачил коварную изменницу, звал меня Мин-хуан и «Белоснежкой», и «Зеленым Чиновником». — По преданию, у китайского императора Мин-хуана (правил в эпоху Тан с 713 по 755 г.) был белый попугай, который декламировал стихи; император звал его «Белоснежкой».
По другому народному преданию, жена китайского богача Яна подговорила своего возлюбленного Ли убить мужа. Когда стали искать убийцу, прилетел зеленый попугай и закричал: «Яна убил Ли!» Преступник был схвачен. Император Мин-хуан взял попугая к себе и назвал «Зеленым Чиновником».
71
Mu Хэн воспел меня как «Священную птицу с Запада». — Ми Хэн, китайский поэт эпохи Восточная Хань (I–III вв.), в одном из стихотворений называет попугая «Священной птицей с Запада».
72
Бо Цзюй-и — знаменитый китайский поэт (772–846 гг.).
Выслушал Дух Кукушку и Попугая и думает: «Попугай, конечно, невиновен. К тому же, он открыл мне, что обладает чудесным даром — изобличать преступников; надо будет иметь это в виду. Кукушка же — птица беспокойная и мстительная, Людей не любит. Но что ни говори — она душа властителя царства Шу, значит, обращаться с ней надо бережно».
И порешил строгий судья отослать Попугая обратно в горы Луншань, а Кукушку поселить в саду, подле кладовой, усадив ее на рододендрон, прозванный «Кукушкин цвет». Отдал Дух надлежащие приказания и говорит Мыши:
— Кукушка куковала без всякой цели. Попугай разговаривал сам с собой. Кто же наконец твои сообщники?
Назвала Мышь Иволгу и Бабочку.
— День изо дня набивала я, старая, брюхо белояшмовым рисом и жила припеваючи. В один погожий вечер, когда поблизости и человеческого голоса не было слышно, отправилась я в свое излюбленное местечко утолить голод. Прихожу — а на дереве сидит золотистая Иволга; прилетела неведомо откуда и нежным голосом чудесные песни поет, а меж цветов, соревнуясь в танце, порхают белые Бабочки. Обрадовалась я и стала с ними резвиться — они ведь мои закадычные друзья.
Подумал Дух и повелел Святому Воинству доставить в суд обвиняемых. Привели Воины Иволгу и Бабочку. Спрашивает их Хранитель кладовой:
— Правда ли, что вы резвились с Мышью? Правда ли, что подбили ее на преступление?
Нежным, трепетным от волнения голосом ответила Иволга:
— Когда налетает восточный ветер и перестает моросить дождик, цветы в горах улыбаются своими нежными устами, а ветви Ивы, что склонилась над рекой, раскрывают — будто глаза — зеленые почки и колышутся в танце. Тогда покидаю я тихие долины и улетаю в цветущие луга, в зеленые чащи. Пронзительный, как игла, голос мой прогоняет весенние сны, а легкое, словно ткацкий челнок, тело порхает меж ветвей плакучей Ивы. С давних времен своими песнями перекликаюсь я с поэтами… Да разве могла бы я делить радость с таким ничтожеством, с таким подлым существом, как эта Мышь?
Затем, взмахивая хрупкими крылышками, заговорила Бабочка:
— Когда у подножия гор расцветают цветы, а у речной дамбы зеленеют чудесные травы, наши белые крылья мелькают, словно снежинки в дуновении легкого ветерка; танцуем мы парами, напоминая опадающие лепестки цветов. Вместе с отшельниками искали мы дорогу в зеленых горах, мы являлись во сне Таньюаньцу… [73] Я от рождения веселого, легкого нрава — что же в этом преступного?
73
…мы являлись во сне Таньюаньцу… — Таньюанец — китайский философ Чжуан-цзы (VI в. до н. э.), прозванный так по названию местности, в которой жил. Однажды, повествует предание, философу приснилось, что он бабочка. Проснувшись, Чжуан-цзы долго не мог понять, видел ли он бабочку во сне или бабочка в эту минуту видит во сне Чжуан-цзы.
Допросил Дух Иволгу и Бабочку и думает: «Распевать песни и плясать любят одни только повесы да развратницы. Нет, ни Иволге, ни Бабочке верить нельзя!» И повелел он заключить обеих в темницу. Потом обратился к старой Мыши:
— Когда щелкает Иволга, Люди называют это песней, когда порхают Бабочки, Люди называют это танцем. Но ведь для Иволги и Бабочки песня и танец — не развлечение, это их обычное занятие.
Сказал так Дух и повелел Мыши выдать подлинных сообщников.