Мышеловка для кота
Шрифт:
Не знаю, от чего я проснулась: то ли от тишины, почти оглушающей, разбавленной лишь тихим шорохом покрышек, то ли от мягкого покачивания, похожего на движение по проселочной дороге. Может быть, солнце слишком жгуче в глаза посветило.
В общем, было уже утро, очень тихо, и мы куда-то очень медленно вразвалочку катились.
— Мммм… — Все, что смогла выдать на тему доброго утра. Губы слиплись, горло пересохло, руки, ноги, спина, шея и даже, кажется, пятая точка затекли и ныли. И нестерпимо хотелось на природу. Это, скорее всего, и стало
— Ты проснулась? — Лишь на секунду притормозил, бросил взгляд в мою сторону, и снова сосредоточился на дороге. — Доброе утро.
— Остановись где-нибудь. И как можно быстрее. — Когда очень нужно, даже слипшиеся губы очень быстро можно разлепить. И неважно, что голос больше смахивал на сипение подзаборного алкаша.
— Трава мокрая, Лиз. Здесь дождь был, и сильный. Может, чуток подождешь? Мы скоро приедем. Немного осталось…
— Кир. Сейчас. И прямо здесь.
Что-то в моем тоне было такое, что он остановил машину. Тут же. Моментом. Чуть с сиденья кубарем не скатилась…
Что я могу сказать? Мокрая трава на обочине — это ерунда. Пережить можно. А вот крапива, по пояс… Тоже пережила, но не без последствий.
Кир только бровью повел, глядя, как я влетаю в салон. Еще быстрее, чем выскочила.
Кстати говоря, Янкевич пытался как-то прокомментировать мою ошибку с выходом на природу… Открыл, было, рот, посмотрел на меня, закрыл обратно. Не знаю, что больше его остановило: страх или жалость.
Пробуждение не было приятным, и эмоции Кирилла меня вовсе не трогали. От слова "фиолетово".
Тело болело, ноги были мокрыми, до колена точно, а пятая точка нещадно чесалась. Просто невыносимо жгло во всех местах, где хоть на секунду прикоснулась к коже треклятая зелень.
Вот такая вот, мокрая, несчастная, вся исчесавшаяся, я и предстала пред ясными очами Кирилловых родственников.
Ну, как предстала… Проще сказать, выпала из салона, когда он затормозил на какой-то территории. Сразу же, как въехал в раздвижные ворота, так и затормозил. Кроме дороги, крытой асфальтом, да здоровенных берез по обочинам, я ничего не увидела. Но чутье подсказывало, что где-то в конце этой "тропки" должен быть дом. Домина. Усадьба. Замок, на худой конец. Потому, что к обычным домам не подводят такие вот садово-парковые дорожки. Непропорционально будет по размерам.
В общем, я тихо офигевала от масштабов бедствия (все-таки, не ждала, что родня Янкевича настолько крута), так же тихо и аккуратно выползала из автомобиля, больше глядя под ноги, чем по сторонам, и, с моим цыганским везением, чуть не упала в объятия хозяев. Вернее, на них самих. Так уж совпало.
Потому, что незачем из кустов вылезать, когда этого никто не ожидает…
Между прочим, я даже не визжала от страха. И не орала дурным голосом, когда свалилась на что-то мягкое.
Так, немного поматерилась, потому что уже пора была: чересчур накопилось всего в моей чаше терпения.
А вот то мягкое, на которое я упала,
Это потом выяснилось, что голосов было два: человеческий и… хрен знает, как называть этих собако-недорослей… Нормальные собаки лают, рычат, скулят, на худой конец. А эти, котеночьего размера, умеют только визжать.
От визга я оглохла и почти ослепла (глаза прикрылись сами, как потом поняла), и от души благодарила небо, что так вовремя, все же, сходила за крапивой. Иначе, конфуза не избежать бы…
Одна беда: встать самостоятельно не сообразила. Слишком много набежало в голову посторонних мыслей…
Кир поднял. Почти за шкирку. Сначала меня. А потом тех самых обладателей двух фальцетов.
— Мама, привет. Ты что здесь делаешь, в такую рань?
Он улыбался. А я решила, что хуже уже все равно не придумаешь, поэтому, можно в ответ и ухмыльнуться. Плюс-минус пара доказательств моей никчемности уже ничего не исправили бы…
Подумать-то я подумала, но, на деле, изобразить хоть какое-то подобие улыбки ни черта не вышло. Сил просто не было.
Потому лишь хмуро наблюдала, как эта тщедушная женщина, мною весьма примятая и испачканная мокрой листвой, виснет на шее Кирилла. Вот она, значит, какая, эта мама…
Можно бы и соврать, конечно, о том, что я именно такой и представляла себе его родительницу. Или совершенно не такой… Но, по-честному, о ее внешности абсолютно не задумывалась. Как и о голосе, и о характере. Было не до того. Просто: "жена бандита", "мать олигарха". Силуэт из картона с двумя ярко горящими надписями.
Силуэт оказался вполне себе живым, материальным, подвижным и причитающим. Сразу на несколько тем: "как оказался здесь", "почему не сказал о приезде", "зачем с черного двора заехал", "Лялечке лапку отдавили", "да ты же устал" и все в подобном роде.
На меня — ноль внимания. То ли демонстративно, то ли, действительно, я так качественно прикинулась тенью от куста… Может быть, и другие причины были для игнорирования, но не сильно меня волновали. Я стояла, мерзла, переминалась с ноги на ногу, пытаясь избавиться от сырости в кроссовках, и отчаянно зевала (сказались и усталость, и нервы).
Иными словами, вела себя до ужаса неправильно и неприлично, вообще не так, как положено при встрече с родителями. Пусть и не жениха (если быть честной и конкретной), но и не совсем чужого мужчины.
Хотя, признаться, я никогда раньше и не бывала на таких встречах, и не проходила специальных тренингов на эту тему. И даже у подруг ни разу не поинтересовалась, как у них все это происходило.
Это сожаление пришло ко мне, расцвело, и тут же увяло. Я ж, в конце концов, неизвестно еще, зачем сюда привезена. Может быть, чтобы в лицо запомнили, чтобы проще искать и наказывать, при необходимости.
Как назло, я об этом подумала как раз в тот момент, когда сумасшедше-радостная мамочка отлипла, наконец, от Кира и решила повернуться ко мне.