На безымянной высоте
Шрифт:
— А нас-то они почему не остановили? — задался вопросом лейтенант.
— Бывает, увлеклись, — предположил водитель. — А может, они как раз подозрительных, похожих на диверсантов, и прихватили?
— А вы разве не в хозяйство Морозова следуете? — спросил Малютин после паузы.
— Нет, товарищ лейтенант, я к соседям. Я вас на развилке высажу, там уже недалеко, километров шесть останется. Подбросят, машины сегодня туда зачастили...
* * *
— Слышь, старлей, так, может, фотографию невесты нам покажешь? —
Он больше других напоминал разбойника с большой дороги — коренастый, большерукий, со шрамами на лице и нависшими бровями, под которыми прятались тусклые, неподвижные глаза. Начальник патруля, который вроде должен был сделать ему замечание за нарушение субординации, промолчал. Ему, похоже, тоже было интересно посмотреть на невесту.
И Костя Горелов, попавший на фронт сразу со скамьи московского иняза, тоже промолчал, замялся, потом все же достал фотографию Лиды.
Ее прямо вырвали у него из рук.
— Ничего телка. Я бы ей впер, — констатировал первый сержант.
— И много у вас таких в полку? — спросил второй.
— В чем дело, товарищ капитан? — вспыхнул Костя, обращаясь к начальнику патруля.
— А может, мы тоже поджениться хотим! — хмыкнул первый сержант.
— Что здесь происходит? — Костя вырвал фотографию. — Вы с кем разговариваете!
— Помолчи, — строго сказал капитан сержанту, покосившись на сопровождающего Костю автоматчика, который сразу напрягся. — Извините их, товарищ старший лейтенант. Оба только что из госпиталя. Один дважды контуженный, другой трижды. Что с них возьмешь? Вот с такими, ограниченно годными к строевой службе, и приходится работать... А что делать? Других-то нет.
— Дык нам и в патрулях хорошо, — сказал трижды контуженный, подтолкнув товарища по несчастью. — Правда, Сереня? Куда бы нас ни поставили родная партия и правительство, мы с тобой везде приносим одну только пользу.
Рассматривать документы капитан перестал, однако возвращать их не спешил.
— Проверка закончена? Мы можем следовать дальше? — спросил Костя, протянув за ними руку.
— А вы не торопитесь, товарищ старший лейтенант, — сказал трижды контуженный.
— Нам ведь тоже нужно к Иноземцеву, — усмехнулся другой, имевший на контузию меньше, с сожалением глядя на карман гимнастерки старшего лейтенанта Горелова, в котором исчезла фотография Лиды. — Может, подбросите?
Костя невольно подался назад, оглянулся на своего автоматчика из комендантского взвода, который, вместо того чтобы снять предохранитель, стал зачем-то слезать с машины.
— Ничего подозрительного по дороге не заметили? — спросил капитан, чье лицо усталого интеллигента сейчас казалось уставшим еще больше.
Он снова перелистывал документы, — похоже, никак не мог принять окончательного решения.
— Ничего... — пожал плечами Костя. — Пока вас не встретили...
И сделал шаг назад к машине.
— А потому что в очках! — вдруг выкрикнул трижды контуженный,
И с силой ударил Костю прикладом в лицо, вдребезги разбив ему очки. Костя упал на дорогу.
Одновременно другой сержант, дважды контуженный, молниеносно обернулся к автоматчику, рванувшему из-за плеча свой ППШ, и бросил в него нож — прямо в сердце. А капитан навел свой автомат на водителя, и тот послушно поднял руки, посерев от страха лицом.
Они собрались было оттащить Горелова и автоматчика в кювет, но послышался гул мотора машины, идущей со стороны фронта, к тому же Горелов застонал.
— Быстро в кузов! — строго крикнул капитан сержантам. — Обоих! Идиоты... Потерпеть не могли?
— Лева, ты же знаешь меня... Да я бы всех этих жидов, — сказал трижды контуженный.
— Не, на жида он не похож, — сказал контуженный дважды и в силу этого обстоятельства, видимо, более здравомыслящий. — Просто очкарик. Которого, в отличие от жида, сначала надо было бы допросить.
— Ну все равно, не вижу разницы. Я бы и допрашивать не стал, а всех этих очкариков в один мешок...
— Грузите, не стойте! — заорал капитан, и, не закончив тираду, сержанты быстро забросили недвижные тела в кузов грузовика. Едва успели закрыть борт, как встречная машина промчалась мимо, не останавливаясь.
Они приветливо помахали вслед, водитель ответил им тем же.
— Через пятьдесят метров должен быть овраг, — сказал капитан. — Там их сбросим.
Он быстро сел в кабину рядом с водителем, уперев ему в бок автомат. Его интеллигентное лицо теперь — будто и не было усталости — светилось решимостью разбойника, увидевшего приближающуюся царскую карету.
— Вперед! — приказал он водителю. — В хозяйство Иноземцева! И улыбайся, улыбайся, если жить хочешь!
Тот молча кивнул, завел мотор. Сержанты попрыгали в кузов.
* * *
А метрах в пятистах от них тем временем затормозила и остановилась обогнавшая их машин, из которой вылез лейтенант Малютин.
— Мне здесь влево, а вам все время прямо, товарищ лейтенант, — сказал водитель. — Не ошибетесь. Или кто-нибудь подбросит.
Делать нечего. Малютин, морщась от боли в позвоночнике, остался на дороге один и стал голосовать подъезжавшей полуторке, которую только что захватили диверсанты под видом проверки документов.
— Тормози! Он нас видел, когда обгонял, — сказал капитан водителю.
И снова ткнул его автоматом в бок.
Все еще серый от страха, водитель послушно нажал на тормоз. Машина остановилась. Капитан выглянул из кабины. Его лицо снова стало располагающе интеллигентным и донельзя усталым.
— Куда следуем, товарищ лейтенант? — приветливо спросил он.
— В хозяйство Иноземцева, — ответил не сразу Малютин, внимательно оценивая диспозицию и глядя на звероподобные рожи сержантов, сидящих в кузове многострадального «ЗИС-5», много чего и кого повидавшего на своем веку.