На безымянной высоте

Черняков Юрий Веняаминович

— Вот трепло... — вздохнул Степан. — Тоже мне от­крытие. Сейчас все слухи только об этом. Ни о чем дру­гом так не толкуют, и кто чего только не говорит...

— Скажете, вру? — обиделся Малахов. — Да эти люди, если хотите знать, про начало войны все верно сказали! День в день, когда начнется! Вот так. Поэтому у нас в ба­раке как про эту границу услыхали — все сразу запроси­лись Родину защищать!

— А взяли, конечно, тебя одного? — спросил Про­хор. — Как самого бесшабашного?

— Меня-то сразу взяли, да еще Леньку, кореша, — гру­стно ответил Малахов. — Мы с ним были не разлей

вода. Пока его власовцы на дороге не подстрелили... Статья у нас с ним подходящая — за драку. Другие, в натуре, толь­ко колхозное добро воровали — колоски, молоко. Иль самогон гнали. Какие из них солдаты?

— Ты больше никому про это постановление не рас­сказывай, — посоветовал Степан. — Могут засмеять. А могут и морду набить. Только тебе, а не твоим знающим людям.

К штабу полка, прикрытому сверху маскировочной сетью, с трудом, едва не разваливаясь, подъехала та самая полуторка и стала, заглохнув, среди новеньких «эмок» и «виллисов», словно нищий на паперти, просящий милос­тыню среди господ, прибывших к праздничной службе.

И все увидели, как лейтенант Малютин и водитель помогают переводчику Косте Горелову выбираться из кузова грузовика.

Но сначала показалась его голова, вся в окровавлен­ных бинтах, и присутствующие замерли на месте, увидев эту картину. Потом вытащили убитого автоматчика, со­провождавшего Костю и пленного «языка» в штаб диви­зии.

Затем послышался короткий вскрик, и все обернулись к подбегающей Лиде. Вот она остановилась как вкопан­ная, увидев Костю и окровавленную повязку на его гла­зах, и зажала рот рукой, чтобы снова не закричать.

Казалось бы, здесь все давно привыкли к смерти и крови, и сколько уж молодых, полных сил и надежд лю­дей погибло у всех на глазах, но сейчас, глядя на жениха и невесту, уже готовившихся к свадьбе и ожидавших пер­венца, все особенно остро почувствовали трагедию вой­ны, это неистовое торжество смерти над жизнью. Мно­гие из тех, кто был здесь, уже три года пытались остано­вить и прервать это кровавое безумие, но смерть продол­жала безжалостно калечить людские тела, души, жизни и судьбы, и уже, казалось, только совсем у немногих дос­тавало сил ей противостоять и сопротивляться.

— Костенька... — охнула, заплакала Лида, и он обер­нулся на ее голос. — Господи... Что они с тобой сделали?

В последний момент ее, падающую в обморок, под­хватила под руку Катя.

— Лида... Прости, я не вижу тебя, — сказал Костя дро­жащим голосом. — Подойди сюда. Я вот тебе тут пода­рок... — Он шарил по карманам, пока не достал неболь­шую коробку с ожерельем, уже испачканную кровью.

— Что вы смотрите? Его надо немедленно в санбат! — негромко сказал лейтенант Малютин окружающим.

— Диверсанты, — негромко объяснял водитель, дро­жащими пальцами принимая чью-то самокрутку. — Сна­чала документы у всех проверяли... Потом старлея при­кладом в лицо, прямо по очкам... А мне автомат под реб­ра. Вези их прямо к Иноземцеву... И если бы не лейте­нант... — Он кивнул на Малютина. — Они у него доку­менты потребовали, а он один всех троих положил...

Теперь этот незнакомый лейтенант, чья гимнастерка была тоже в крови, привлекал всеобщее внимание. В том числе Оли Позднеевой и Кати.

— Здравствуйте,

товарищ лейтенант, — подошла к нему Оля. — Не узнаёте?

— Здравствуйте, — поздоровался с ней Малютин. — Кажется, узнаю. А, это вы сняли пулеметчика?

Он разговаривал с ней, а сам нет-нет да поглядывал на Катю, встречаясь с ней взглядом, узнавая и не узна­вая...

И наконец оба враз узнали друг друга, вспомнили о давней и мимолетной дорожной встрече, о том, как чи­тали друг другу любимые стихи...

Но ни он, ни она не решались подойти друг к другу, чтобы не оскорбить своей радостью чужое горе.

Катины глаза были полны слез, она сделала было шаг в его сторону, но потом опомнилась, отвернулась и убе­жала в блиндаж связи, быстро соединилась по телефону с санбатом.

— Санбат? Это хозяйство Иноземцева, да-да, бывшее Морозова! У нас переводчик, лейтенант Горелов, полу­чил ранение в глаза, побыстрее, пожалуйста, приготовь­те для него операционную, а то он ослепнет... Да, мы его сейчас подвезем...

* * *

Иноземцев выглянул из окна своего кабинета, где в это время у него проходило совещание с офицерами из штаба дивизии во главе с начальником оперативного от­дела штаба корпуса полковником Егоровым.

— Извините, товарищ полковник, — сказал, он Его­рову. И, нахмурясь, обратился к Самсонову: — Узнайте, Федор Дмитриевич, что там случилось... Чего там все вдруг раскричались.

Самсонов козырнул и быстро вышел.

2

Полковник Егоров продолжал свое выступление:

— ...Могу констатировать: командование фронта по-прежнему считает участок вашего полка наиболее под­ходящим для нанесения главного удара. Считайте, это приказ, который не будет обсуждаться, когда мы его по­лучим. Но пока приказа нет, можно обсудить. Я уверен, есть разные мнения на этот счет, и хотелось бы их услы­шать.

Офицеры переглянулись.

— Вот майор Иноземцев, наш гостеприимный хозя­ин, как всегда, не согласен с приказами вышестоящих, — хмыкнул полковник-артиллерист Анисимов, весь уве­шанный боевыми наградами. — Тем более сейчас. Не хо­чет, понимаешь, чтоб его беспокоили.

— Да, я в корне не согласен с решением командова­ния! — резко сказал все еще хмурый Иноземцев. — Счи­таю его ошибочным. И не собираюсь это скрывать.

Все переглянулись, некоторые покачали головами: ну Иноземцев, во дает! Этот как всегда. Все ему не так.

— Разрешите изложить, товарищ полковник? — спро­сил Иноземцев.

Егоров, нахмурясь, кивнул и демонстративно взгля­нул на часы.

— Я в таких случаях всегда стараюсь думать за про­тивника, — сказал Иноземцев. — И чем больше анали­зирую, тем сильнее моя уверенность: противник ждет нас именно здесь. На моем участке. И считает точно так же, как наше командование: здесь лучшее место для танко­вого удара. — Иноземцев показывал указкой на карте — где именно. — И он на нашем месте тоже здесь бы уда­рил! И ожидает сосредоточения ударного кулака именно здесь, на нашем направлении! Отсюда участившиеся по­иски немецких разведгрупп и диверсантов в тылу наше­го полка.