На безымянной высоте

Черняков Юрий Веняаминович

— А в тылу у соседей этих разведгрупп разве нет? — спросил Егоров.

— Тоже есть, но, по нашим данным, особенно интен­сивно они ведутся у нас. — Иноземцев продолжал хму­риться, поглядывая в окно. — Я уже запрашивал соседей. Да, есть, но в гораздо меньшей степени. Да и этот знаме­нитый гитлеровский ас, снайпер Кремер, который стре­лял в полковника Морозова, вел охоту именно у нас, на нашем участке.

— Вел? — спросил кто-то. — А что, его уже ликвиди­ровали?

«Так это что, из-за этого аса ваши генералы не при­ехали сюда сами, а прислали

своих заместителей?» — чуть не сказал Иноземцев, но воздержался, переглянувшись с Егоровым, который исподтишка погрозил ему пальцем.

— Да, мне только сегодня доложили, — вслух сказал Иноземцев. — Эта чемпионка, как ее... кажется, Позднеева, ее к нам только вчера прислали из корпуса, сегодня утром подстрелила его первым или вторым выстрелом. И мои разведчики сами видели, как немцы оттаскивали убитого с его позиции.

— Что-то не верится, — сощурился все тот же Анисимов. — Чтоб такого зверя, как о нем рассказывали, так сразу, с первого-второго выстрела...

— Мне тоже не верится, —. отрезал Иноземцев. — Но я верю тем, с кем вместе воюю больше трех лет.

Все насмешливо переглянулись. Большинство при­сутствующих, кто хорошо был знаком с Иноземцевым и Анисимовым, давно привыкли к их пикировкам, зная об их подоплеке, и не без интереса к ним прислушивались.

— Понимаю, Сергей Павлович, — вкрадчиво произ­нес Анисимов. — Это из-за капитана Кремера, лучшего снайпера Гитлера, сорвалось твое направление в Москву, в Академию Генштаба?

— Вот этого не надо, Вячеслав Иванович. Я себя сам в Москву не направлял, — ответил Иноземцев, который по-прежнему с беспокойством наблюдал за происходя­щим возле штаба. — И отказывался, когда меня направ­ляли.

— Могу это подтвердить, — кивнул Егоров, нетерпе­ливо барабаня пальцами по столу. — Но давайте вернем­ся к нашему делу, товарищи офицеры!

— Мне приказали, я под козырек, хотя полк не хоте­лось бросать, — тем не менее продолжал Иноземцев. — Меня в последний момент развернули обратно, и я опять взял под козырек...

— Свидетельствую, что так все и было, — еще раз не­довольно сказал полковник Егоров. — Майор Инозем­цев — один из самых исполнительных офицеров, каких я знаю. Хотя у него всегда и на все свое особое мнение, которое он никогда не скрывает... У тебя, Вячеслав Ива­нович, есть какие-то суждения по тому, что сказал майор Иноземцев, а не насчет академии?

— Может, противник догадывается про наши планы, а может, и не догадывается, — недовольно ответил Ани­симов. — Почему мы все время должны подстраиваться под него? Вместо того чтобы навязывать ему свою волю? Сейчас, слава богу, не сорок первый год. Где найдем нуж­ным, там и ударим! Пусть немцы привыкают...

— А я считаю такую недооценку силы противника преступлением! — еще резче сказал Иноземцев. — Нем­цы по-прежнему очень сильны, и с их возможностями, с их тактической выучкой надо считаться, а не лезть напролом! Ты, Вячеслав Иванович, бьешь из тыла, с закры­тых позиций, у тебя потерь почти не бывает, а вот мои солдаты полезут

из окопов под пулеметы и мины!

— Скажи уж, ответственности боишься, — хмыкнул Анисимов.

— Я боюсь провала операции, товарищ полковник, — отпарировал Иноземцев.

— А какие у тебя есть подтверждения твоим опасени­ям? — спросил Егоров.

— Есть. Но пока только косвенные, — ответил Ино­земцев, опять глянув в окно.

Он видел, как связистка Катя и лейтенант Малютин о чем-то беседовали. Со стороны за ними наблюдала чем­пионка Оля Позднеева.

— Похоже, ты сейчас думаешь о другом, — сказал Его­ров, тоже подойдя к окну. — Что ты там, интересно, все время высматриваешь?

Он какое-то время тоже наблюдал за происходящим, потом перевел взгляд на Иноземцева.

— Сейчас вернется майор Самсонов и все доложит... Так, может, Сергей Павлович, ты поделишься наконец с нами своими соображениями?

— Попробую...

Иноземцев снова подошел к карте:

— По данным нашей разведки, немцы выставили здесь и здесь, то есть на танкоопасных направлениях, штурмовые подразделения, и прежде всего власовцев, которым уже нечего терять... Сами знаете, это настоящие смертники. И еще. Полоса наступления здесь и здесь на­шпигована противопехотными минами.

Присутствующие переглянулись.

— Сергей Павлович, ты не оговорился? Ты же сам себе противоречишь. — Егоров поднял свои кустистые, с се­диной, брови.

— Ты хотел сказать — противотанковые? — переспро­сил Анисимов.

— Я хотел сказать, то, что все слышали! — упрямо продолжал Иноземцев. — А не что тебе хотелось услы­шать.

— Ну так расскажи нам еще раз про мой сталинградс­кий конфуз, — насмешливо сказал Анисимов. — А то не все слышали. А многие подзабыли.

— Прекратите, товарищи офицеры! — поднял голос Егоров. — Опять вы за свое! Все и так хорошо знают об этом вашем старом конфликте.

— Не все, — сказал один из молодых полковников. — Я вот, к примеру, не знаю. И не только я. Игорь Андрее­вич, поскольку тут у нас идет вполне демократическое обсуждение, то надо дать им выговориться. Время пока есть. А то так и будут препираться по любому поводу. Пусть сами расскажут, что и как у них было, а то только и будем слышать одни намеки и упреки. Так что там у вас случилось под Сталинградом?

— Вот пусть Сергей Павлович и расскажет, — кивнул Анисимов. — А то он сегодня какой-то слишком возбуж­денный и все время в окно поглядывает...

— Разрешите освежить память кое-кому из присут­ствующих? — обратился Иноземцев к Егорову.

Тот обреченно махнул рукой, потом сел и взлохматил пятерней седые волосы, после чего демонстративно взгля­нул на часы.

— Так вот, в который раз напомню тебе, Вячеслав Иванович, про то, как под Сталинградом твой дивизион накрыл огнем мой полк.

— Во-первых, не твой полк, — пробурчал Аниси­мов. — Это у тебя мания величия. Или мания преследо­вания... Или то и другое вместе... Ты тогда еще всего лишь ротой командовал...