На двух берегах
Шрифт:
– Можно тащить.
– Дайте людей!
– приказал было тот, с баском, но Степанчик вдруг начал садить из автомата, крича:
– Фрицы! Ребята, фрицы! Огонь! Бей их! Бей их, гадов!
Стас, Андрей, ротный, тот, с баском, и все остальные вскочили, метнулись к брустверам, ротный успел выстрелить вверх из ракетницы, и в ее красном мерцающем свете все увидели, как к траншее бегут немцы. Было видно даже, что пулеметчики со своими ручными МГ отстали.
– Огонь!
– запоздало крикнул ротный, хотя все в траншее
Немцы, ведя огонь с ходу, били неприцельно, потому что на бегу не очень-то попадешь, а рота вела плотный, прицельный огонь: на фоне неба снизу, да еще подсвеченные ракетами, немцы виднелись довольно четко, и с бруствера, упершись в него локтями, можно было хорошо попадать, и рота отбила эту атаку. Но правее их немцам удалось прорваться до второй траншеи, взять ее, они побежали по ней в обе стороны, и Андрей слышал, что стрельба идет почти у него за спиной.
«Отрезали!
– похолодев, подумал он.
– Вот черт! Плохо дело! Очень плохо дело!»
– Бери Черданцева и влево!
– приказал ротный, - Их надо вывести. Быстро! Быстро! Вам понятна обстановка?
– спросил он у того, с баском.
Сзади них все стреляли, наверное, немцы вскочили во вторую траншею, и поэтому обстановка тому, с баском, видимо, была понятна, но они не слышали, что он ответил, потому что побежали, как сказал ротный, влево, ударяясь в темноте об углы траншеи, падая там, где мелкое дно вдруг обрывалось перед более глубокой частью.
Они пробежали всего ничего, сотни две метров, когда им крикнули:
– Стой! Куда! Стой! В лощине фрицы!
Это был командир второго взвода. Вместе с ним фланг прикрывали писарь и трое солдат. Они стояли в траншее наготове, потому что здесь она обрывалась, у ее конца начиналась лощина, которая шла от немцев в тыл роты. Эту лощину немцы тоже хорошо пристреляли из пулеметов, по ней то и дело летели очереди трассирующих пуль, и ее было рискованно перебегать даже спокойной ночью, а сейчас она вообще была непроходимой.
Понаблюдав, убедившись, что немцы почти непрерывно бьют по этой лощине из пулеметов, Андрей и Стас вернулись, и Андрей доложил все ротному. Тот, с баском, тоже слушал все это.
– Так! Ясно, - подвел итог ротный.
– Эвакуация невозможна.
– Будем прорываться!
– решил тот, с баском.
– Обеспечьте прорыв. Выделите максимум людей. Пока не рассвело:…
– Но, товарищ подполковник…
– Никаких «но»!
– басок зазвучал с металлическим оттенком.
– Готовьте прорыв. Группа прорыва не меньше взвода. С ручными пулеметами. Обязательно. Прикрытие - человек пятнадцать. И четверых покрепче, чтобы несли раненого. Носилок нет? Обеспечьте плащ-палатку. Прорывом буду командовать я. Вы остаетесь здесь.
– Если я дам вам эти пятьдесят человек, в траншее останется двадцать, - глухо ответил ротный.
– В случае новой атаки противника траншею не
– Выполняйте последний приказ!
– это звучало железно.
– За эту траншею мы заплатили кровью. Семеро убитых. Восемнадцать раненых. И сдавать ее…
– А вы не сдавайте!
– подполковник еще добавил в голос металла.
– Кто вам приказывает сдать траншею? Кто, я вас спрашиваю?
– Но вы требуете практически всю роту. Ручные пулеметы…
– Дайте не все, дайте половину.
– Не могу.
– Вы… вы отказываетесь? Да вы понимаете, что говорите? Вы отдаете отчет в своих словах?
– от растерянности, а подполковник явно растерялся, услышав, что его приказ собираются не выполнить, от растерянности из голоса подполковника металл вдруг пропал, вместо него в нем появился какой-то хрип, как если бы у подполковника вдруг запершило в горле.
– Отдаю. Я выполняю боевую задачу, поставленную мне командиром батальона.
А вот голос ротного звучал твердо, и это сработало:
– Да вы… Да вы… - совсем задохнулся подполковник, не находя слов… - Не выполнить приказа старшего!.. На переднем крае!.. Да за это под трибунал!..
– В трибунале тоже люди, - успел сказать ротный.
– Кру-гом!
– вдруг выкрикнул подполковник.
– Шагом марш! Все, кроме командира роты, шагом марш! На двадцать метров! Иначе загремите в штрафную!
И в десяти метрах ни черта не было видно, и они сели в десяти метрах и закурили.
Ротный все-таки уговорил подполковника. Он сказал - почти все слова, отражаясь от стенок траншеи, были слышны хорошо - он сказал:
– …И что даст этот прорыв? Кроме потерь? Каковы шансы на успех? Минимальные. Я не говорю о своих солдатах - я их могу потерять завтра, да даже сегодня - после несколько таких артминналетов да двух-трех атак противника, вы знаете, от роты в лучшем случае останется половина. Но речь не о них. Где гарантия, что вы вынесете вашего подопечного живым и выведете живым второго? И сами вырветесь благополучно? С раненым и вчетвером особенно не побежишь! А цель какая - четверка с грузом посредине! Одна ракета, хорошая очередь, и нет ни носильщиков, ни выносимого. Вы же этого не хотите! Вы…
– Что вы предлагаете?
– подполковник уже взял себя в руки.
– Связи с КП батальона нет. Через час-полтора будет светло, и если немцы правильно оценят обстановку… Этот человек - фронтовой уполномоченный НКСГ!1
1 НКСГ - Национальный Комитет «Свободная Германия».
– Связь будет, - твердо ответил ротный.
– Будет. Я пошлю двоих-троих, пошлю надежных солдат. В темноте мелкая группа проскочит, или кто-то из’ нее проскочит, доложит комбату, и нас деблокируют. Это лучше, чем рисковать вашим подопечным, прорываясь с ним. Согласны?
– уговаривал ротный.