«На этой страшной высоте...». Собрание стихотворений

Головина Алла Сергеевна

«Из радости несбывшейся такое…»

Из радости несбывшейся такое Большое счастье, крыльями шурша, Встает в свету, и блеске, и покое! И робко смотрит, заслонясь, душа. За что же мне? Ведь позабыты муки, Бессонница, и слезы, и позор. И где мне взять себе такие руки, Такую силу и такой убор, Чтоб я его достойно принимала, Чтоб я его не смела утомить? Любовь моя, живи, как ты живала: Не бойся счастья и не бойся жить. Париж

«Руки на ночь разомкну…»

Руки на ночь разомкну, Не придет, наверно, сон. Глаз усталых не сомкну Ночью после похорон. Я не плачу о тебе, Я поверила судьбе. Спи в чужой своей земле, В зимнем неживом тепле. Я тебя не

стану звать, Я одна не буду спать. Париж

ЗАПЕРТЫЙ САД

О, любовь моя, не та, что надо, Но такая, что ко мне пришла. За решеткой запертого сада, Как луна взошла и поплыла. Как пряма дорога к павильону, Как темны и влажны цветники, Эти стебли и лучи не трону, Даже не посеребрю руки. Но покорно руки замирают И на плечи падают, как свет. — Жди меня, ворота отпирают На заре и через вечность лет… Вдалеке рассеется сиянье, Звезды потускнеют на траве. Что с тобою, что с тобою станет В этой темноте и синеве? Париж

«Береги любовь, не прощай любви…»

Береги любовь, не прощай любви, Каждый день на суд ты ее зови. И в глаза гляди, и огнем пытай, По ночам над ней как сова летай. На запястья ей — кандалы надеть, И на сны ее — птицелова сеть. Бьется грешный сон на заре в петле — Власяницу ей и не спать в тепле. В городском саду как двенадцать трав Отыскать тебе, заложить в рукав? Но найдешь отвар и луну найдешь, Проклянешь любовь или заклянешь, Обойдешь любовь или обоймешь, Правду скажешь ей или скажешь ложь, — Все равно не жить порознь вам теперь, Запирайте дом, задвигайте дверь, На засов — трубу, на задвижку — щель. За окном встает черная метель.

«В православной церкви над тобой…»

В православной церкви над тобой Плачет ангел серо-голубой Над твоей несчастною судьбой. Старики заполнили углы, Иностранцы шепчут похвалы (Аппарат на нас — из-под полы). Праздник. На полу — не трынь-трава, И березка-штамп опять права. Хор поет бесстрастные слова. Над ничком упавшим стариком Стрелы не мелькнули, спрятан гром. Раньше думал, что живал в Крыму, Будто дети родились в дому, Будто сгинули они в войну. А теперь он видит — сад как сад, Только без заборов и оград. Просиял, помолодел и рад. Некогда художник видел ад, Видел, словно сорок лет назад. Византийские глаза тусклы, Тень от крыльев подняла углы. Это — рай тебе из-под полы, Это хор поет тебе хвалы.

У ГАДАЛКИ

Тоска в трущобу завела, Гадалка слишком весела. На стенах розоватый крап. Сова не выпустит из лап. Диван разодран на клочки: Коты играют в дурачки? Но кто умен, а кто дурак, Не знает даже Зодиак. Ведь за оградою из пик, И здесь король всегда двулик. (Он от усердия согбен Перед бабенкою бубен.) Короче говоря, борись. А нечисть? Ну, окстись и — брысь… Гадалка кофе отольет, Медовым тоном заведет: — Я вижу острые зрачки: Играют сердца в дурачки. Хрустальный шар светлей воды И воздуха, а души — льды. Но ты ведь, кажется, лоза: Ну, грянет гром, придет гроза, Ну, будет смерч сверкать песком, Ну, будет боль ежом, что ком, Ну, будет иней, ну, мороз… Всё это пустяки для лоз. Я вижу свежую траву, Дождем побитую листву. Я чую этот запах трав. И — ты права. (Король — не прав.) Иди по своему пути И ручку мне позолоти. Она зевает, крестит рот. Глядит, прищурясь, нагло кот. А неразгаданная тень, С короной желтой набекрень, Как прежде, не понятна нам (Бабенкам сладким и — червям), Колодой дрыхнет между карт. Плати, душа, на то и — март.

ФРАНЦУЗСКАЯ

БАЛЛАДА

(Конная статуя.) Генерал На площади скромно в углу стоял. (На каменном цоколе — список битв И строки малоизвестных молитв.) Парижская площадь: всего найдешь. Повсюду движенье — лунная дрожь. В лунную ночь всегда генерал С площади звонко удирал. Цокала лошадь. По воле резца Ей на дыбах брести без конца. Ангел с костела тянулся вслед, Но оставался — таков обет. Кариатида, хрустя плечом, Особнячок запирала ключом, Гладила ноги, коснувшись земли, Как у прислуги, они затекли. Думала долго (каменный стон) И залезала опять на балкон. Мраморный бог, раздувая фонтан, Им сочинял фельетончик-роман. Дескать: сегодня в ночи светло, И генерал поскакал в Ватерлоо. Это был малый генерал (Не изменял и не удирал). Что ему там — Наполеон. Павших солдат не забудет он. Он панораму проверить пошел, Что для туристов кто-то возвел, Где расположены на холсте Трупы и пушки (конечно, не все). Он пробормочет и верность свою Вспомнит, и всех, кто остался в бою, (А не в строю.) Пересмотрит Гюго, Что модернист-футурист для него. Слушают каменные жильцы Площади светлой, во все концы. И вспоминают время войны, Этой последней, земные сны. Как на четыре года, на пять Стал генерал генералом опять. Враги веревкой скрутили его (И не нашелся новый Гюго). Генерал томился где-то в плену И вспоминал Ватерлоо и луну. Бронзу расплавить враги не смогли, В освобожденье он встал из земли. Лошадь взвилась и, оскалясь не зло, Радостно двинулась в Ватерлоо. И где победа, а где обвал, Просто не знает генерал.

«Никогда тебе не поверяю…»

Никогда тебе не поверяю Тайн своих, надежд тебе своих, Никогда тебе не доверяю, Даже если ты совсем затих. Душенька моя, какая мука За тобой крылатым уследить, Что еще за страшная докука По пушинкам крылья находить… Вон куда забился — к потолочку, И сидит на ламповом крюке. Дай, как сына, дай тебя, как дочку, Покачаю нежно на руке. Локоны — под белую рубашку, Перышки твои — на пуховик, Спи, мой ангел, — крылья нараспашку, Спи, прозрачный грустный озорник.

«Душа, не гляди назад…»

Душа, не гляди назад И ни о чем не жалей… На стенах часовни — ад Закатного неба алей. И грешница из котла Глядит, заслоняясь рукой, На то, как бледна смола В лесу над земной рекой. Смола — едва ли тепла, Совсем прохладна — река, Я — грешницею была, За то — жаровня звонка. Высокий горит огонь, Смола горяча, черна, Ты совести не затронь, Не вымоли вечного сна. Не то в прохладном песке, Под легким своим крестом, Забудешь о той тоске, О счастье своем земном, Которое жгло смолой, Каленым железом жгло, Входило в сердце иглой И ножницами — в крыло…

«В ноябре умирают поэты…»

В ноябре умирают поэты — В ноябре далеко до весны. Вот стоит запыленное лето, Города погружаются в сны. О, неправда, что — только под снегом И — под пылью нам снится мечта. Бережком, берегами и брегом Очень просто, не строя моста, Ни направо, ни вверх, ни налево Открывался в апреле простор, Где росло деревцо или древо (Полудерево — полуузор). Да и все: этот строй, эти краски, Так знакомо, что память сама Повернулась вперед, без опаски Потеряться иль спятить с ума. Там, под кроною, полной цветенья, Было звонко от птиц и листвы, И покойные души от рвенья Говорили мне «ты», а не «вы». О, друзья, что прошли тротуаром, Задевая локтем иль полой, Вы сейчас наполняетесь жаром, Вы чужих…