Верною и чернобровойЯ к тебе в ночи лечу,«И в реке Каяль бобровыйЯ рукав свой омочу».Только рана все — зияет,Кровь горячую точит,А стрела, как луч, сияет,В сердце до пера торчит.Кто тебя убил, коханый,Кто скакал гонцом в Путивль,Кто смывал с груди и раныЖелтую степную пыль?Я не плакала зигзицей, —Я молилась и ждала,Я святой мочу водицейКрай разбитого крыла.От живой воды с зареюВоскресают мертвецы.Я стрелу в степи зарою,Как хоронятся концы.И баян перстами тронетГорла белых
О, не царица, только СуламифьВойдет к Тебе, когда настанут сроки.Да будет так: ночной реки извив,И виноград, и первые уроки.Холодным и жестоким был с другой.Со мною будешь — только терпеливым.Высокое чело и бровь — дугой.Но почему-то стал неприхотливым…И Песня Песней миру говоритО том, что радость выбрана не слепо.В библейский год Тебя боготворитЛюбимая и на пороге склепа.Но храм сияет нам невдалеке,Сожженным будет, мы его отстроим.Моя рука теперь в Твоей руке,Июль дохнул иерусалимским зноем.2.7.1942
«Мне страшно мое вдохновенье без края…»
Мне страшно мое вдохновенье без края —Живу, догорая и не сгорая.За встречу с тобою — платить до могилы.Прощаю тебя за нездешние силы.За всех говорю, за тебя говорю, —Ночами и вечерами горю.Утрами и днями пою и пишу.Почти умираю, почти не дышу.Но сон опускается краткий, глубокий.И снова даются мне новые сроки.И я отдыхаю, и я затихаю,И я на часы, на минуты стихаю.Любовь моя. Жизнь моя. Смерть моя. Вечность.Прощаю тебе и твою бессердечность.Мне сердце дано на двоих и на многих,Для бдений, для будней суровых и строгих.2.7.1942
«Как трудно с тобою списаться…»
Как трудно с тобою списаться,Как сложно с тобой созвониться,Как дивно тебя не дождаться,Как страшно тебя не добиться.Вот видишь: все — лишние речи,Но я не играю словами, —Мне хвастаться больше и нечем(Шелками и кружевами?).Как трудно с тобой сговориться,Как странно с тобой соглашаться,Как сладко и страшно открыться,Как трудно и стыдно вмешаться.Ты слышишь бессвязные речи,И ты их легко забываешь.Смеешься далече, далечеИ, может быть, даже зеваешь.Но рано с тобой расставатьсяИ расставаться недружно.И ты не просил оставаться,Но мне показалось, что нужно.2.7.1942
«В темном городе люди спали…»
В темном городе люди спали,Ты проснулась и умерла,В остывающем одеялеРуки слабые развела.И куда тебе было деться,Узнавая мгновенный страх,В этой жизни, совсем не детской,В одиночестве и впотьмах?Ты не видела за витринойСмерти с розовой косой,Этот крест на аршин от глиныС перекладиною косой,И на блеклой парче покрова,На шелку, что связал венки,Эту надпись, где буквы снова,Словно в азбуке велики.
«По радио холодный русский голос…»
По радио холодный русский голосНе признает, что Севастополь пал.Душа моя, должно быть, раскололась,Пока ты в Белой армии не спал.Как
бились страшно наши под Каховкой,Мучительно отстаивали Крым.Серебряною маленькой подковкойЛуна всходила через белый дым.На кладбище о Блоке ты заспорил,Пока к утру не начался погром.История рассудит. Рок ускорилВозмездие. И вот — последний гром.Тень Врангеля взметнулась над Востоком:— Эвакуируйте в порядке Крым. —Идут татарья. Но на льду широкомЛивонских рыцарей мы победим.5.7.1942
«Первая всегда враждебна встреча…»
Первая всегда враждебна встреча,Первое объятье — ни к чему.Вот такая яростная сеча —Только должное отдать уму.Не люблю, но только уважаю,С детства фехтоваться мы должны.Шпагою играя, угрожаю,Признаю, а Вы удивлены.Голубой павлин, а рядом — белый.Белый, Вы прекраснее в сто раз.Я гляжу на Вас уже несмелоСотнею своих павлиньих глаз.Говорят, что хриплые павлины,Умирая, лебедем поют.Говорят, что голос лебединыйИ любовь вешает, и уют.Шпаги скрещены на древних стенах,Над столом дубовым, за спиной.О любви, о страсти, об изменахВечером беседуешь со мной.5.7.1942
«Все шире русло. Дельтою стихи…»
Все шире русло. Дельтою стихиРасходятся и орошают землю.Я говорю, как пахарь от сохи,И только Богу за работой внемлю.Приходят чужеземцы. Что ж? Привет!Земля и впрямь для нас одних обильна.И вы сбирайтесь за труды, чуть свет,Работайте и правьте непосильно.Не так легко рабами володеть,Не так легко тебе княжить над нами.О Рюрике поют стихи, как медь.Над ним одним — нетлеющее знамя.И Киев вырастает на Днепре,Святой Владимир идолов сбивает.По деревням девчонки на зареВеснянки и березки завивают.Язычники, а вот полком идутСвятым на лед. Молился Дмитрий ночью.Мы Русь не выдадим, враги падут,И я увижу Рюрика воочью.Сквозь Ледяной поход, побоище на льду,Он прискакал со знаменем к столице.Мы благодарны. Я к тебе иду,Жена усталому воздаст сторицей.5.7.1942
2-й вариант
Сегодня виденье возможного дня,Как смерть, как рожденье, коснулось меня.В привычных словах, в начертании чиселНастойчивый зов, узнаваемый смысл.Созвездья, соцветья, союзы, семьяКруги замыкают возле меня.И будущим ширится пустота,Сквозит и — срывается темнота.И радость, почти что, приникла ко мне:Сияющий иней на мутном окне…Не спорь, не дрожи, не гори, покорись.Здесь ад, словно парус, в закате повис,Здесь рай отступает. Осенняя высь,Как призрак вещает: не обернись.Придет этот час — равновесие сфер.И мир за оградою — больше не сер.И я — не черна. И ты — больше не бел.Пишу черновик. Заполняю пробел.
«Лилит, Сафо, Офелия и Ева…»
Лилит, Сафо, Офелия и Ева,Придите мне сегодня помогать.В день радости, усталости и гневаЯ не хочу, я не умею лгать.Нарцисса, Кайна, Ангела и ЯгоМы встретим хором жалоб и стихов.Постель свежа, а на столе бумага,И голос женский из-под вороховТаких стихов, как ни одна не можетТебе или иному написатьВедь нас тоска, нас червь могильный гложет,Нас не хвалить бы надо, но — спасать.И сжалиться над нами на минуту.Потом мы снова встанем и простим.Сирена в Одиссееву каютуКак рыба смотрит холодком пустым.Но змеями волос метет МедузаПесок у ног убийцы, и — слепа…Моя надежда, падаю от груза,Широк твой путь, узка моя тропа…7.7.1942
