На изнанке чудес
Шрифт:
— Я за голову канальи не затем цену назначал, чтобы мне липовых преступников подсовывали. На площадь его! Нашпигуйте пулями у всех на виду. И пусть знают, что охота на пилигрима продолжается.
Если сравнивать зимнее солнце с ягодой, то по утрам оно было бы сладко-горьким паслёном, а днем — неспелой крушиной. В обоих случаях — несъедобным и бесполезным. Слушая, как Гедеон (то есть, конечно, трубочист Сенька) с переменным успехом карабкается вверх по каминной трубе, Пирог ударился в философию, развил свою запутанную
— Ты ведь ягоды на дух не переносишь, — сказал Кекс.
— Это всё предчувствие, — пояснил Пирог и чихнул. — У меня острый нюх на сомнительные делишки. А наш новый скалолаз доверия не вызывает.
Кекс плюхнулся на коврик и принялся с остервенением драть лапой за ухом. Он мог почуять запах воска от свечи, тонкий аромат проклюнувшейся на кочкарнике березки. Но что касается делишек (особенно сомнительных), здесь он чувствовал себя полнейшей бездарностью.
Из-под шаткой железной конструкции, которая теперь всё больше приобретала сходство с летучей кроватью, подала голос Юлиана.
— Пелагея говорит, так надо. Не вам, малявкам, рассуждать, кто плох, а кто хорош, — произнесла она, стараясь не проглотить зажатый в зубах болт. — Подайте-ка мне лучше гаечный ключ!
Летучая кровать — далеко не такая эстетичная, как ее предшественница, — родилась на свет ближе к вечеру. Но первым достижением Юлиана решила не ограничиваться. Встроенный в организм вечный двигатель сподвиг ее на раскопки завалов в кладовой.
Порядком наглотавшись пыли и измазав подол потусторонней грязью, она обнаружила месторождение подозрительных книг. Автор одного из талмудов (его имя было заляпано потусторонними чернилами) глубокомысленно рассуждал о проверке истинных чувств.
«Заставьте его ревновать, — настоятельно советовал он. — Кто не ревнует, тот не любит. Любовь и ревность ходят рука об руку».
«Так-так, — смекнула Юлиана. — Значит, ревность?»
В тот же вечер она нарядилась в своё самое красивое платье и отправилась вызволять Гедеона из дымохода. Впрочем, Гедеон и без нее благополучно справился. Свалившись в золу, он крепко задумался, за какие грехи страдает, но ответа так и не получил. В его памяти по-прежнему зияла дыра размером с отверстие трубы.
— В ванную проводить? — участливо спросила Юлиана и протянула руку помощи. Помощь бессовестно отвергли.
— Сам доберусь, — криво улыбнулся Гедеон. — Тут ползком всего-то десять минут.
До скрипа отмывшись от сажи бруском чабрецового мыла, он вышел из ванной и сразу понял: что-то здесь нечисто. Юлиана ждала его, приткнувшись в углу. А глаза так и сияли.
— Хочешь, — сказала она, — сундуки покажу?
Любопытство затянулось на шее у Гедеона тугим узлом. От сундуков грех отказываться. Мало ли что там хранится? Вдруг пиратские сокровища, которые достали с морского дна? Или богатая одежда?
Утратив всякую осторожность, он двинулся за шуршащей юбкой Юлианы вверх по винтовой лестнице, где в некоторых местах уже отслаивалась голубая краска. Не почуял неладного, когда его заманили
— Сундуки справа, — вкрадчивым голосом сообщила она, выдохнув ему в ухо.
Гедеон ничего не имел против подобных «вторжений». Юлиана девушка приятная, обворожительная. Образно говоря, черемуха в цвету. Но одно дело поотрывать с черемухи соцветий, пока никто не видит. И совсем другое — безобразничать в открытую.
В тайной комнате обреталась уйма народу.
Вытянув на полу ноги и закусив губу, Марта ожесточённо драила песком чайник. Почти прозрачная беловолосая девушка в ситцевом платье до пят — тихая, как мышонок, — нанизывала на шнурок деревянные бусины. Притаившись в дальнем темном углу, с нее не сводила глаз облитая мазутом одушевленная скульптура. Скульптуру в доме называли Незримым и старались с ней лишний раз не пересекаться. Понятно, почему. Исходила от Незримого какая-то иномирная мощь. Сила, которой покоряешься безоговорочно и всецело.
Был в комнате еще один кандидат на роль надсмотрщика. Опершись плечом о филенчатую дверцу шкафа, он неотрывно сверлил взглядом северную стену, покрытую обоями звездной ночи.
Юлиана чуть ли не на привязи подтащила Гедеона к шкафу и беспардонно дёрнула «кандидата» за рыжий завиток волос.
— По какому поводу собрание? — поинтересовалась она. — Впрочем неважно. Мы тут на сундуки пришли посмотреть. Верно?
В последнее слово она вложила столько засахаренного сиропа, что Гедеону немедленно захотелось его чем-нибудь запить.
Юлиана всячески изображала неумеренное дружелюбие: трепала парня по макушке, хватала за руку без веской причины, шутила напропалую и слишком уж заливисто смеялась.
Когда она подвела Гедеона к сундукам, мужчина в кленовом венке нахмурился и одарил его столь колючим взглядом, что казалось, этот взгляд впился между лопаток лесной ворсянкой. Завести бы пятерню за спину да отодрать.
Гедеон как раз намеревался избавиться от назойливой колючки. Но на смену неловкости неожиданно заступил замешанный на страхе восторг. Северная стена вовсе не была оклеена обоями. Космическая бездна предстала перед трубочистом во всём своем пугающем великолепии. Подмигнула жёлтым карликом, заволновалась и ненароком выплеснула на черный холст звездное молоко. Молоко тотчас растеклось мерцающей бледной спиралью. Новая галактика.
Юлиане не понравилось, что всё внимание Гедеона достаётся бездне. Она потормошила парня за рукав и приподняла крышку первого сундука.
— Ой, что-то мне тяжко, — с мастерством заправской актрисы соврала она. — Будь другом, помоги.
Гедеон пришел на подмогу — и тут же отскочил в сторону. Из сундука на него таращилась жуткая обезьянья морда, обросшая коричневым мехом.
— Надо же! Маска! В прошлый раз был снегострел, — сказала Юлиана и вновь заразительно рассмеялась. — А тут у нас что?