На изнанке чудес
Шрифт:
Селена от невменяемого батюшки предпочитала держаться на расстоянии, Гедеон отсиживался в своих покоях с тромбоном в обнимку и изредка наигрывал на нем дрянные мотивы.
Вчера ему повезло: не в меру склочный папаша во время репетиции практиковал кулачные бои, поэтому до непутевого отпрыска так и не добрался. Но сегодня с утра ни визгов с топотом, ни звона столовых приборов, по ошибке принятых за метательные снаряды, снизу не доносилось. Особняк как будто замер перед бурей.
Грандиоз взял с блюдца орешек, покатал в мясистых ладонях и швырнул в горничную, которая, тоненько пискнув, скрылась
Великий накручивал себя, как мог. Припоминал титулы и звания, какими его наградили в народе по вине Звёздного Пилигрима. Распалялся при мысли о государственном перевороте. Чуть ли не рвал на себе и без того редкие волосы, когда думал о Пелагее. Ведь все неудачи начались именно с нее да с ее клятых прихвостней.
"Правитель-браконьер"? "Двуличный пустобрёх"? Что ж, он заслужил эти прозвища. А к ним вдобавок так и просится "Король-тупица". Потому что проявил мягкость там, где следовало приставить нож к горлу. Предупреждал вскользь, когда нужно было ставить ультиматум.
Лесные люди дикари, намёков не понимают и в дипломатии не смыслят. Для них куда доходчивей язык ружья и секиры.
Грандиоз болезненно дёрнулся и ненавидящим взглядом едва не пробуравил кессон на потолке. На втором этаже фальшиво заквакал тромбон.
Уж в чем был хорош Гедеон, так это в умении выводить из себя. Слуги, правда, крепились, ходили с затычками в ушах и при нём неудовольствия не выражали. Зато потом со смаком обсуждали его никчемную импровизацию, и самого его немилосердно костерили за глаза.
Терпение Грандиоза лопалось сразу. Как мыльный пузырь, надутый из дешевого раствора.
Заслышав ненавистную игру, он наконец-то нашел повод, чтобы взорваться, извергнуться вулканом и выплеснуть накопившуюся злость. Ворвавшись в комнату с физиономией цвета вареной свёклы, он перво-наперво с чудовищным треском и звоном рассадил тромбон Гедеона о стену. Слуги, наполовину оглохшие от его музыкальных изощрений, торжествовали победу.
А затем начался второй акт представления под названием "Вправь сыночку мозги".
— Или ты завязываешь с музыкой, — проревел Грандиоз всем медведям на зависть. — Или ноги твоей здесь не будет!
Что ни говори, а глотка у него была лужёная. Какие данные пропали зря!
Гедеон ошарашенно выпучился на взбешенного родителя и понял: дело труба. Точнее, тромбон. За дверь он выскочил, как кролик, на которого натравили свору борзых.
— Если Пелагею не изведешь, не возвращайся! Пока не прикончишь змею подколодную, знать тебя не желаю! — громыхало ему вдогонку.
В тот же день Гедеона выставили за ворота — прямо в лапы толпе, которая выражала молчаливый протест и осаждала резиденцию Великого без перерывов на завтрак, обед и ужин. Ели бунтари, не сходя с места, всякую гадость вроде просроченных консервов, вскрытых затупившимся ножом, или зловонной луковой закуски.
— А! Зверёныш Грандиоза! — отреагировала на его появление общественность. — Вздуем-ка лодыря, братцы!
— Друг дружку вздувайте, идиоты! — огрызнулся Гедеон. Подхватил с земли заржавелый тупой
— Ну и ну! — присвистнул тот. — Вот он, символ народного несогласия!
Если поначалу Гедеон надеялся отсидеться в каком-нибудь кабаке или снять номер в гостинице, то теперь надежды развеялись пеплом. В лицо его знают и люто ненавидят лишь потому, что он Грандиозов наследник. Наличности из дома захватить не удалось. Всё его богатство сейчас составлял несчастный нож для вскрытия консервных банок. Кто бы мог подумать, что судьба столь подло подставит ему подножку?
— Что ж, убью Пелагею, принесу доказательства, да и дело в шляпе, — мрачно решил Гедеон. Одернул рубаху под двубортным шерстяным пиджаком, надвинул на лоб беличью шапку — и бегом к Сезерскому тракту, пока не стемнело.
Злые языки трепали о Пелагее разное. Но чаще других в разговорах проскакивали эпитеты "безумная" и "могущественная". Слейте эти качества в равных пропорциях — и вы получите взрывоопасную смесь.
Гедеон остановился на хрустящей заснеженной тропке, чтобы перевести дух. Выдохнул струйку морозного пара и почесал затылок под шапкой. Его враг невменяем, с букетом причуд и недержанием волшебной силы. Более того, этот враг — женщина. А значит, остерегаться ее следует вдвойне.
Он поискал глазами ориентиры. Ни указателя, ни зарубки на сосне. Непролазный, глухой лес. Селена пугала его страшилками о том, будто деревья глотают охотников живьём. Упоминала о каких-то призрачных арниях, в которых ни в коем случае нельзя стрелять. Что тут скажешь? Больная у сестрицы фантазия. Вот и весь сказ.
Гедеон пожалел, что не успел сменить мешковатые домашние штаны на что-нибудь поплотнее. Ветки бузины и волчьего лыка хлёстко секли по ногам. Чернели по бокам худые рёбра елей. В дупле бестолково ухал заспанный желтоглазый сыч.
Гедеон встряхнулся и прибавил шагу. Ночь спускалась слишком быстро. Слишком охотно распускала над Вааратоном свои черные крылья, словно между нею и Мердой существовал тайный сговор.
Бросив через плечо затравленный взгляд, Гедеон скрипнул зубами и подхватился бежать. Померещилось ему или за деревьями вправду мелькнул чей-то мутный силуэт?
Треск валежника под ногами, гиблая тишь за спиной. Кто-то позади со свистом втягивает воздух, и страх набрасывает на Гедеона свою липкую гипнотическую сеть — не стряхнуть, не выпутаться. Только знай, беги, пока ноги несут. И молись, чтобы тропа не заманила в западню.
Наледь, рытвина, сугроб — какие «ценные» подношения! Колотьё в боку превращается в пытку, по позвоночнику струится пот, а сердце так и норовит выскочить из груди. Ледяной воздух проникает в горло, просачивается в лёгкие. Меньше всего хочется думать о том, от кого бежишь. Но ее образ будто нарочно встаёт перед глазами: полусгнивший скелет, обросший не то змеиной чешуей, не то кожей, взятой у жертв взаймы. Мерда преследует добычу, не зная устали. И если остановиться сейчас, больше ни шагу ступить не сможешь.