На круги своя...
Шрифт:
***
На сером камне лежала ветвь жасмина. На изумрудной упругой листве блестели капли, и на солцне маленькие белые цветы распустились особенно широко. Перейдя запруду, Калеб прикоснулся к ветви, и на него пахнуло сладким и нежным ароматом. От камня вела дорожка, окрапленая белыми цветами, и, улыбнувшись, он пошел по ней, мгновенно позабыв о неприятном разговоре и о насущных проблемах.
Цветы вывели его к знакомой полянке. Айя сидела на пне. Голову ее венчал жасминовый венок с вплетенными в него белыми лентами. Нынче она окончательно преобразилась. Калеб, помнивший
Свое одеяние простоволосая Айя приспустила с плеч, туго стянув кулиску на груди. Она подобрала подол, выставив молочные голени на солнце, и, увидев ее, Калеб зачарованно улыбнулся. Она улыбнулась ему в ответ, продолжая плести в руках еще один венок. Сегодня в ее глазах светился странный лукавый огонек, прежде им невиданный, а она, откинув темную прядь на спину, словно для того чтобы показать ему свои плечи, все молчала и лишь плела свой венок.
Мужчина охотится, женщина рыбачит – говорили в деревне. Мужчина идет на след жертвы, а женщина ее ждет, расставив свои сети, и Калеб уже начинал в них путаться.
– Тебе так очень хорошо… – не выдержал он. На мнговение девушка покраснела, и тут же лукаво посмотрела на него из под изумрудно-белого венца.
– Теперь… Я похожа на ту девушку, – довольно улыбнулась она, поднимаясь с пня.
Айя медленно подошла к Калебу вплотную. Он положил руки ей на талию, и она даже не подумала их убрать. Под тонкой тканью он чувствовал ее тело, ее тепло. Голова его стала тугая. Мысли его в мгновение иссякли, и он завороженно смотрел ей в темно-янтарные глаза, пока она венчала его голову жасминовым венком.
– Ты намного красивее той девушки.
– Хм.
Лешая приподнялась на мысочках, обвивая его шею руками. Она была очень близко. Он потянулся к ее губам за поцелуем, но целовать его Айя не стала. Она ловко вырвалась из его объятий и побежала в чащу.
– Постой.
В этот раз Калеб последовал за ней. Он видел ее. Лешая мелькала белым пятном среди зеленой пестроты леса. Она будто специально подзадоривала его, не убегая далеко, но все же не давала себя поймать. Подобрав подол своего одеяния, Айя ланью перепрыгивала корни деревьев, оборачивалась и смеялась. С ее венка летели белые лепестки. Ленты дрожали от погони. Зацепившись за коряку, Калеб споткнулся и упал. Юноша выругался с досады, но, услышав ее голос рядом, быстро поднялся, позабыв о боли. Она звала его. Голос шел из-за кустов жасмина, окруживших плотным кольцом солнечный просвет, и мужчина пошел туда, раздвигая пахучие кущи.
В окружении белых цветов Айя ждала именно его. Лукавый блеск ее глаз сменился смущением, но она, прикусив нижнюю губу, одним движением ослабила кулиску. Рубашка спала с ее плеч, и обнаженная девушка, перешагнув колечко невесомой ткани, подошла к своему избраннику. Неверивший в происходящее Калеб продолжал
Увенчанные венками, мужчина и женщина нынче пребывали в своем лесном кругу, залитом солнечными лучами. Девушка мягко поцеловала его, притягивая мужские руки к своей груди, и Калеб, сын Рихарда, отмер и, позабыв обо всем…
Любил, и был любим.
***
– Скажи, что такое любовь, о которой ты так часто поешь?
– Хм. Это то, что я чувствую к тебе, а ты ко мне, – Айя довольно улыбнулась. Ответ давно был ей известен, но ей хотелось услышать это от Калеба. Она провела рукой по светлым волосам мужчины, провалившегося в полудрему, и устало прижалась к его плечу. – Больно?
– Нет. Не совсем. Судя по тому, как описывала Гаэлле, должно было быть куда больнее.
– Это твоя Гаэлле… Она твоя мать?
– Нет. Она просто… Была из деревни. Мы с отцом носили ей травы. Она их варила и приторговывала. От нее всегда пахло полыньей… Терпеть ее не могу, – поморщила девушка лисий нос. – Потом в один день она сказала, что жить в деревне ей стало опасно.
– Говорят, ее хотели сжечь.
– Сжечь? За что же? – девушка отпрянула от его плеча.
– Поговаривали, что на окраине живет колдунья, погрязшая из-за своих дел вне круга Ожта, порожденная самой Скверной… Ее хотели судить, но она вовремя уехала.
– И за что же ее хотели судить?
– За то, что она – ведьма. А все ведьмы – от Скверны.
– Но она всего лишь варила травы и знала «слово». – Айя задумалась, вспомнив, как Гаэлле пыталась обучить и ее. Девушка до сих пор знала, какая трава хороша для ран, а какая успокаивает боль в животе – самую малость. Что в этом было плохого, ей было не понятно.
– Когда-то Ожт был безгрешен, – вспомнил Калеб одну из проповедей священника, да и сам он читал эту историю не раз. – Он был праведен и каждое дело его было праведно. Скверна не могла пережить этой безгрешности, и долго выдумывала способ, как же вывести Ожта из великого праведного круга…
– И что же она сделала?
– Она посылала ему разные испытания, но Ожт всегда выходил из них чистым и непоколебимым в своей вере. И вот однажды Скверна прибегла к страшному колдовству. Собрав все силы, она создала девушку. Самую красивую девушку, какую можно было себе вообразить. Та околдовала его, и Ожт оступился… В первый и единственный раз.
– Так все женщины… Тоже от Скверны? – Подловила его Айя, но Калеб лишь снисходительно провёл рукой по ее пушистым волосам.
– Нет. Только колдуньи…
– Но…
– Ожт полюбил ее. Он не мог жить вне круга, и, очистив ее огнем, он ввел ту девушку в свой круг. Они стали мужем и женой, и с тех пор в каждом из нас течет их кровь, – Айя задумалась. Все эти истории про Ожта для нее были сродни сказкам. Их было интересно слушать, но она, все равно, не могла поверить, что из-за этих сказок, люди могли сжечь другого человека на костре. Однажды она видела часть леса, сгоревшую в пожаре, и почему-то крепко задумалась о том пепелище. – Все же ты и вправду колдунья. Взяла и околдовала меня, – рассмеялся Калеб.