На крыльях удачи

Уильямс Уолтер Йон

Как Дрекслер, как Фу Джордж, как оператор загадочной информационной сферы, он был крайне доволен собой.

А где-то в ночи, никем не видимое, происходило чудо. Обернутые в темную ткань, лежащие в уголке комнаты, два странных предмета преображались. По их поверхности пробегал холодный огонь: вспыхивал красным, фиолетовым, электрически-зеленым светом... они мерцали, переливались, они были прекрасны.

Бесшумные. Невидимые. Совершенно неожиданные.

9

– Мисс Асперсон? Киоко?
– Грегор барабанил в дверь номера. Ответа не было. "Наверное, спит крепко", - подумал он, сунул руку в карман, вытащил проволочку-отмычку, открыл замок и вошел в номер.
– Киоко?

В номере

было пусто. Шесть сиротливых информационных сфер кружили над кроватью, словно спутники, лишенные планеты. Видеомагнитофон работал.

Он снова и снова повторял все известные подробности биографии мистера Сана - начальника службы безопасности станции Сильверсайд. Несколько минут Грегор смотрел на экран и, не узнав ничего интересного для себя, покинул номер. Наверное, Киоко подготовилась к интервью. "Бедолага Сан", - подумал Грегор и ухмыльнулся.

Жаль, что его сердце похитила такая ранняя пташка.

Секс и смерть, увы, печально объединены в сознании хозалихов. С колыбели каждый ребенок в Империи воспитывается на рассказах об опозоренной мадам Фоун и впечатляющем самоубийстве ее любовника, барона Хейла, чьи внутренние органы, согласно его завещанию, хранились замурованными в памятник - в назидание молодежи.

Любопытствующие антропологи доказали, что сексуальное влечение у хозалихов выражено почти так же сильно, как у людей, однако адюльтер среди них - явление крайне редкое, и, хотя многие хозалихи вступают в брак поздно, им удается хранить воздержание в холостяцкий период жизни. Случайные и внебрачные связи, когда они все-таки имеют место, зачастую сопровождаются физическими и моральными страданиями, которые, по мнению Юлия Безумного (человека остроумного и задиристого), почти так же смешны, как и сам акт соития. После того как бедняга Юлий отпустил эту шутку, его изгнал из Города Семи Сверкающих Колец император, который, испытывая по поводу адюльтера чувства весьма болезненные и противоречивые, всю свою жизнь страдал от напрасной и целомудренной любви к жене одного из своих министров. (Известно, что хозалихские императоры редко одобряют шутки, которые, как им кажется, задевают их лично.)

Отношение людей к сексу и соответствующее этому отношению поведение во все времена вызывали у хозалихов негодование (и восторг) и, увы, сказались на том, как они стали воспринимать человечество в целом, а именно, считать всех людей фривольными и развратными. Если люди не могут всерьез относиться к сексу - так рассуждают хозалихи, - то к чему же они могут относиться серьезно?

Однако факт остается фактом: человек, уличенный в адюльтере, крайне редко испытывает по этому поводу искреннее раскаяние. А для хозалиха, обнаруженного в чужой постели, нет другого выхода, как написать покаянную предсмертную записку (которая впоследствии будет обнародована) и, перед тем как застрелиться, громко пожелать долгой жизни и благоденствия императору. Большой популярностью пользуются также такие проявления раскаяния, как уход в монастырь, передача накопленного за жизнь состояния на нужды благотворительности и добровольное поступление на императорскую военную службу. Главное, чтобы покаяние было всеми замечено. Такая роскошь, как потаенные личные муки, считается непозволительной.

Человеческая Диадема самим своим существованием бросает дерзкий вызов хозалиху-обывателю. Ведь любовные похождения членов этой организации становятся известны миллиардам. И то, что среди этих миллиардов немало хозалихов, не осуждающих, а, наоборот, восторгающихся тем, что вытворяют звезды, несомненно, яркий пример проявления противоречивости как хозалихской, так и человеческой натуры.

Влюбленный хозалих - чаще всего хозалих страдающий, мучимый угрызениями совести. За одним его плечом стоит

зловещий Высший Этикет, за другим старуха с косой. И это справедливо, если противопоставить этим мукам чистой души безнравственное поведение Майджстраля, который не только предавался страсти с чужой женой, но и не собирался после этого раскаиваться в содеянном. Случись ему быть застигнутым на месте преступления, он бы не покончил с собой немедленно, а по возможности вообще попытался избежать смерти (ну по меньшей мере вынудил бы Котани взять это на себя). Мало того, вот вам ярчайшее свидетельство порочности его натуры - он ухитрился совершенно бессовестно уснуть крепким сном, когда вернулся к себе. Ну хотя бы поворочался с боку на бок для приличия!

Что же тут удивляться, что человечество оказалось неуправляемым. Удивляет другое: как люди сами с собой управляются!

Робот "Цигнус" вылетел в холл чересчур резво - ему дали такого пинка, что он чуть не перевернулся.

– Где она?
– рявкнула Жемчужница голосом, в котором смешались гнев и нежелание верить в случившееся.

Подушки и постельное белье летели в разные стороны, ударялись о стену. Эдверт, сердце которой часто-часто билось, вышла из гардеробной и не без усилия успокаивающе улыбнулась подруге:

– Может быть, ты ее в другой комнате оставила?

– Я прекрасно помню, где я ее оставила, - буркнула Жемчужница почти угрожающе. Перл прохромала по комнате (от удара, которым она вышвырнула робота, нога заболела еще сильнее), выхватила саблю из ножен и, злобно размахивая ею, сказала: - Не могу поверить, что Фу Джордж или Майджстраль снова стащили ее (взмах). Это было бы уже... (взмах)... слишком.

– Может быть, на этот раз это сделал кто-то другой? Я хочу сказать не тот, кто украл ее первым. Может быть, он сделал это для того, чтобы отомстить первому вору? Кто бы ни был первым.

А фирменный знак Жемчужницы между тем лежал в одном из внутренних карманов Эдверт. Ей казалось, что она чувствует, как жемчужина прикасается к ее коже и весит намного тяжелее, чем на самом деле. От волнения Эдверт захихикала.

Перл свирепо зыркнула на нее:

– Что тут смешного?!

Эдверт снова рассмеялась:

– Да я просто подумала... Может быть, мне снова удастся одного из них нанять, чтобы вернуть ее. Ну как в прошлый раз.

Жемчужница выругалась:

– Спасибо, я это сделаю сама.
– Сабля, очертив круг, срубила голову воображаемому противнику.
– По-своему.
– Сабля пролетела по комнате, снесла под корень ни в чем не повинный цветок, стоявший в прекрасной фарфоровой вазе, и вонзилась в стену.

– Но Перл...
– (Настроение Эдверт, к ее огромной радости, с каждой минутой становилось все лучше.) - Тебе нельзя выходить из комнаты без фирменного знака. Киоко Асперсон сразу заметит, что жемчужины нет.

Жемчужница злобно взревела. Вторая сабля рассекла воздух подобно серебристой молнии. Перл сделала выпад, скривилась от боли и схватилась за бедро. Растянутая мышца напомнила о себе. Она снова швырнула саблю через всю комнату, и ее жертвой стал второй несчастный цветок. Вторая ваза закачалась, но не упала.

– Хорошо, Эдверт, - процедила сквозь зубы Жемчужница.
– Ты права, мне нельзя рисковать. Иди, покажись на людях. Может быть, на тебя кто-то сам выйдет.

Сердце Эдверт радостно забилось.

– Ты получишь свою жемчужину обратно, - объявила она.
– Вот и все.

Она повернулась и легко, будто танцуя, вышла из комнаты.

Ванесса-Беглянка сунула ноги в биосапожки и почувствовала, как они сами натягиваются на лодыжки, голени и поднимаются к середине бедра. Она наклонилась, разгладила руками темную кожу пруга и попросила "Цигнуса" принести ей жилет из такой же кожи.