На Лене-реке
Шрифт:
— Работа не тяжелая, — начал оправдываться Федька, — и специальность можно получить.
— Самая хорошая специальность знаешь какая? — Ванька пристально посмотрел на смутившегося приятеля. — Чтобы не работать и деньги в кармане. Понятно? На каком заводе работаешь?
— На кожевенном.
— Кожи мнешь?
— Нет, я в обувном цехе. Туфли шью… учусь шить.
— Туфли, говоришь? — заинтересовался Носов. — Порядок… Вот что Меченый! Мне твоя специальность начинает нравиться. Тут можно дельце обмозговать. Пойдем-ка потолкуем, —
Федька пошел за ним.
В начале августа приленское солнце особенно беспощадно. В это трудное лето дождей выпадало меньше обычного, и чрезмерная сухость воздуха усиливала и без того тягостный зной.
Андрей только что вернулся из военкомата и сидел один в кабинете в глубоком раздумье.
Он давно ожидал этого, и все же, когда военком сообщил о предстоящем сокращении числа бронированных, назвал цифру и показал список работников завода, подлежащих призыву, Андрей растерялся.
— Товарищ майор! — воскликнул он каким-то странным, поразившим ею самого голосом. — Ну как же это… Я понимаю, конечно, — попытался оправдаться он под укоризненным взглядом военкома, — но вот вы сами посмотрите, ведь план тоже нужно выполнять? — и Перов протянул майору бланк телеграммы. Это было полученное вчера, уже второе, задание по увеличению выпуска обуви.
— Конечно, нужно, — добродушно ответил майор, возвращая телеграмму.
Но взволнованному Андрею тон его показался пренебрежительным.
— Нужно! А с кем же я буду теперь это выполнять?
Андрей, конечно, понимал, что спокойный пожилой майор, так терпеливо относящийся сейчас к его никчемной горячности, ничего не в силах здесь изменить, больше того, он понимал, что это действительно неизбежно и необходимо, и все же возбуждение, вызванное в нем тревогой за его дело, заставляло его почти негодовать на военкома.
Майор его вполне понял. И, несмотря на крайнюю усталость — ночь он не спал, отправляя очередной пароход, а сегодня утром это был уже не первый подобный разговор, — он все же нашел в себе силы, чтобы мягко ответить на резкий вопрос Перова:
— Голубчик! Ведь вчера Смоленск оставили. А вы?..
Андрею стало очень стыдно.
— Извините, товарищ майор, — сказал он, вставая. — Все понятно. Я не прав.
Да, он был не прав. Там, на фронте, люди были нужны… Но и здесь они были нужны, очень нужны.
Людей не хватало.
На пристани, на рынках, около кинотеатров и в прочих людных местах заводоуправление вывесило щиты с объявлениями о наборе рабочих и служащих.
Но, увы! Подобных щитов везде висело много — голод в рабочей силе испытывали все предприятия города, а людей, ничем не занятых, нуждающихся в работе, было очень и очень мало.
Большую помощь заводу оказал Котлов, работавший теперь секретарем горкома комсомола. По инициативе комсомольских организаций среди молодежи города возникло движение
Сегодня утром Котлов опять позвонил Андрею:
— Направляю тебе еще одного товарища. Из своего аппарата отдаем.
— Спасибо, — ответил Андрей.
«Интересно, кого они направили?»
Начальник отдела кадров уже больше месяца как был призван в армию, и Перов еще не мог подобрать ему замену. Приемом на работу он занимался сам.
Сегодня день был неудачливый. Никто не приходил.
Андрей уже собирался идти в цех, когда в кабинет вошла высокая, стройная, темно-русая девушка в светлом летнем платье с короткими рукавами, открывавшими красивые загорелые руки.
Лицо ее показалось Андрею очень знакомым; он не смог сразу вспомнить, где и когда он ее видел, но, конечно, они встречались раньше.
— Меня направили из городского комитета, — сказала девушка, подавая Андрею путевку.
У нее был приятный звучный голос.
Принимая путевку, Андрей еще раз взглянул на нее. Да, конечно! Этот тонкий прямой нос, полные красивые губы, правильно очерченные темные брови…
Усаживаясь на стул, она на мгновение повернулась к нему в профиль, и тогда он сразу вспомнил: поездка на остров в то памятное воскресенье… Плоты у берега, и его стремительный бросок в воду… Это за ней он бросился.
«Только у той глаза были синие, а у этой карие», — промелькнуло у него, и он чуть не засмеялся. Ведь глаз-то ее он не видел, глаза были закрыты. Он только подумал, что они синие. А волосы тогда казались темнее, они были мокрыми…
В путевке значилось:
«Ольга Григорьевна Черненко, член ВЛКСМ, направляется в ваше распоряжение».
— Где вы работали? — спросил Андрей.
— В городском комитете, инструктором. А до этого в пароходстве, инспектором отдела кадров.
— Отдела кадров? — переспросил Перов. — Чудесно! — он на секунду задумался. — У нас будете работать начальником отдела кадров.
На лице девушки отразилось разочарование.
— Я надеялась, что меня поставят к станку, на производство. Поэтому и просилась на завод.
Андрей виновато развел руками.
— Понимаю вас. Но к станку нужен не один человек, а много, очень много. Беритесь за кадры. Сейчас это важнее да и труднее любой другой работы… Ну как, договорились?
Она молча улыбнулась и слегка пожала плечами: воля ваша, что с вами поделаешь.
За дверями кабинета послышался шум и возбужденные голоса.
— Не пойду я туда, — выкрикнул Федька Данилов.
— Нет, милок, — отвечал ему Сычев, — иди покажись директору, каков ты есть.
Первым в кабинет вошел насупившийся Федька Данилов. За ним Сычев, придерживая за плечо заплаканного Мышкина. Левый глаз у подростка запух, на губах и подбородке были следы крови.