На осколках цивилизации
Шрифт:
Чес даже смутился — слегка отпрянул телом, едва заметный румянец показался на его щеках. Он долго подбирал слова, ведь явно не ожидал такого. Потом наконец выдавил из себя:
— Что ж… я рад… — проговорил тихо, отвёл глаза, ладонью убрал волосы со лба. — Только это… — Чес немного встряхнулся и вновь посмотрел на него, — только ты должен знать кое-что ещё, раз так… проницателен.
Он помолчал, давая Джону время на сказать, но тот ничего не сказал — не столько по причине незнания нужных слов, сколько из-за желания послушать Чеса. Он любил, когда этот парнишка говорил слишком очевидные, но для них пока новые вещи так искренне и честно.
— Ну… я никогда не заставляю тебя говорить правду взамен. Вот так, — Чес
— Мне казалось, что мы действуем по прежнему принципу: равноценный обмен и всё такое…
— Мы действуем по принципу того, что у нас… — он похлопал себя по груди, — вот здесь, на сердце. Никакую правду я от тебя не требую, Джон Константин. Можешь выдохнуть спокойно и больше не покидать меня.
Джон чувствовал, что вновь проигрывал этому человеку в честности. Казалось бы, что может быть проще тех слов, который Чес только что сказал? А для него это снова было немыслимой загадкой. Однако это, видимо, слишком ожидаемо: ему то было впервые ощущать на своей шкуре. Теплота этих отношений начала понемногу проникать через щели его закоптелой души.
— Кстати, я тут недавно вспомнил про свою давнишнюю рану, которая долго заживала. Помнишь, когда я ходил искать Кейт и там попал… — Чес слегка загнул кофту с правой стороны и указал на место повыше бедра. — Думал, что заживёт бесследно, а в итоге остался шрам… благо, небольшой.
Джон пригляделся: действительно, на бледном животе пролегал тонкая красноватая полоска.
— Уже не удивляюсь, что это из-за меня…
— Знаешь, это куда лучше, чем впустую! — вдруг воскликнул он, опустив кофту. — По крайней мере, тебе беспокоиться не о чем — мне-то всё равно, ведь это была жертва во благо, как говорится.
— Это, конечно, всё хорошо, но здесь речь о другом: о твоём здоровье, — Джон встал и подошёл к нему. — Ведь без лекарств ты едва держишься…
— Волнуешься? — Креймер немного приподнял голову и хитро улыбнулся, взглянув на него исподлобья. Джон не ответил — только приподнял его за подбородок пальцами и пристально заглянул в глаза. Кожа у Чеса всегда была прохладной, только во время сильной болезни — горячей; глаза его теперь блестели как-то слишком необычно — он будто хотел что-то сказать, но смотрели, как и прежде, преданно, даже излишне преданно. Константин не помнил, чтобы кто-нибудь так смотрел на него. Да и вообще: чтобы один мужчина так смотрел на другого. Обычно в таких случаях проявляется самовлюблённость и гордыня. Но этот парень, временами сильно гордый, совсем терял это качество, когда общался с ним. Джон видел, как этот свет не переставал гаснуть перед ужасной тьмой; светлая душа всегда была готова принять его в свои объятья.
— Джон… я вот тут думал… — он поднял свою руку и коснулся его ладони, которая была на его подбородке. — Точнее, представил: что было бы, если б не происходило этого… ужаса, — Константин отпустил его и присел на корточки перед ним; этим он выразил желание слушать. — Мне кажется, мы бы жили рядом. Я не знаю, как это бы произошло, но было бы очень хорошо, если б ты жил совсем недалеко, в том же подъезде, например. Если б не приключение, объединившее нас, ты бы ещё долго дулся на меня за моё молчание и избегал. Ведь правда?
— Правда, — Джон улыбнулся и ощутил, как рука Чеса плавно приподняла его ладонь на колено и сжала. Глаза паренька заблестели болезненным огнём — так иногда бывало, ведь он был ещё нездоров. Джон позволил ему эти прикосновения; впрочем, он ему теперь многое позволял.
Дыхание парнишки участилось; в полумраке пряди затенили половину его лица. Несмотря на приличный шум в комнате и частое поскрипывание дряхлого пола, они чувствовали себя так уединённо, словно в ближайшем радиусе не было ни души. «Странно… — подумал Джон, — это очень странное чувство, когда вокруг — вакуум. Слишком напоминает
— А дальше? — спросил Константин, приподняв брови. Парень опустил глаза и хитро улыбнулся.
— А дальше мы бы стали потихоньку вспоминать друг друга. Только не в таком ускоренном режиме. И, кто знает, может, всё получилось бы менее болезненно…
«Болезненно!..» — Джон усмехнулся. Это было отвратительно, а не болезненно. Хуже, чем тогда, он себя никогда не чувствовал. Проще было растворить себя в кислоте; кажется, года два назад он бы так и сделал.
— А как мы бы стали жить рядом? Ведь наши дома были так далеко… — Константин слегка нахмурился, всерьёз задумавшись об этом.
— О, это мелочи! — Креймер рассмеялся звонко, словно Джон не понимал глупейших истин. — Мы бы придумали. А может, это случилось бы нескоро…
— И что, мы так всю жизнь бы жили, ничего не делая?
— Почему же? Ты бы работал, я — тоже. На первых порах нам бы такое казалось слишком обывательским, но… сейчас мы бы не прочь зажить такой жизнью, верно?
— Верно… — Джон задумался: Чес был до боли прав. Странно, как изменчивы желания и представление о комфорте. Раньше казалось идеальной жизнью всё время куда-то спешить, бежать, спасаться, стрелять, на полной скорости нестись по широким дорогам, внедряться в неизвестное с головой, точно не зная, выйдут ли они с ней обратно; а теперь что? Теперь бы место побезопаснее, еды вдоволь, поменьше людей — и плохих, и хороших, и собеседника такого, чтоб просто и по-человечески понимал. Был ли он доволен подобной жизнью раньше? Нет. А ведь она почти была.
— Жаль только, что теперь мы навряд ли дождёмся такой жизни… — с горькой ухмылкой проговорил Чес. Джон выпрямился, нехотя вытащил свою руку из его тёплой ладони и потрепал его по мягким волосам.
— Почему же? Нужно переждать эти переломные моменты, вот и всё.
— Ты бы хотел продолжить быть экзорцистом, если бы силы вернулись к тебе? — вдруг перебил его парень и буквально впился в него глазами. Джон усмехнулся.
— Силы так просто не возвращаются, дурачок. Я бы чувствовал или знал причину в таком случае. Здесь нечто большее. Как будто их вообще не было. И это плохо.
— Ты прав… помнишь, мы что-то читали подобное на той странной бумажке.
Джон подошёл к столику, где лежали пластиковые боксы с едой, и открыл один.
— Ладно, хорош говорить о всяком. Тебе нужно подкрепиться.
***
После ужина они ещё говорили о чём-то неважном; Джону тогда это всё напомнило тихий уютный вечер в компании близкого человека. Он сам не помнил, как давно испытывал это и точно ли то, что он испытывал, было верным. Что и скрывать: ему нравился Чес как собеседник; вероятно, Кейт не была такой. Да и сейчас трудно сказать, какой именно она была. Чем больше проходило дней, тем сильнее прошлое становилось лишь лёгким призраком, явившемся ему во сне и не более. Банально говорить, что тот период был спячкой, но больше назвать никак нельзя — он и правда спал, спал, как огромный медведь в своей тёплой берлоге и ни о чём не думал. Проблемы, как и жизнь, проходили мимо, а он всё спал… Он бы и мог сам очнуться, если б вокруг не стояла вечная зима. Разбудил его только пучок света, пробившийся сквозь ветви его жилища и резанувший по глазам; это был Креймер. Было не очень приятно выходить из тепла в эту вечную зиму, но он тогда ещё не представлял, что ожидало тех, кто поленился…